Туман в записке Артема накатывал, чтобы после унестись обратно. За стену. Оставалось лишь дождаться его ухода. Лишь бы не стать унесенной отливом ракушкой на глубоком туманном дне. Ульяна опустилась на землю, прижалась щекой к мокрой траве и закрыла глаза. Молоко под веками было все таким же плотным и густым. Но это почти не пугало. Ульяна не чувствовала ни холода, ни страха. Даже горечь, заполнившая собой все и вся, казалась Уле привычной и знакомой. Частью ее самой. Запахом, куда более приятным, чем дух вспотевшего тела. Вкусом, куда более знакомым, чем у самых любимых лакомств.

В тот момент Уля и сама была полынью. Прижималась к земле, из которой она растет. Дышала воздухом, который ее окружает. Пропитывалась влагой своих корней. И молоко тумана освежало, придавало сил. Только закрой глаза, только разреши телу расслабиться, а мыслям – истончиться.

«И ничего не бойтесь. Пока у вас есть метка, вам ничего не угрожает», – писал отец и, кажется, был прав.

Из сонного оцепенения Улю вырвала жгучая боль. Она вскрикнула, отрывая лицо от земли. Правое запястье горело живым огнем. Казалось, что чернила тату раскалились, готовые выжечь себе дорогу сквозь Улину кожу, пройдя ее насквозь.

Уля принялась трясти рукой, шипя сквозь зубы проклятия, и только потом додумалась опустить запястье в ямку с холодной грязной водой. Боль чуть поутихла. Затаилась внутри. Такая же ослепительная, как белизна комнаты, в которой набивала тату умелая рука Анатолия. Уле вспомнились белый кафель и стены, оглушительно яркий свет плафона над креслом. Ее передернуло от отвращения, и она наконец огляделась.

Туман уходил. Он откатывался подобно волне, влекомой силой луны. Так же стремительно, как и наступал несколько минут назад. А может, часов. А может, дней. Или лет. Или даже десятилетий. Убаюканная его силой, Уля потеряла всякий счет времени.

Она провожала молочную пелену глазами, пока та не скрылась из виду, оголяя серую полосу бесконечной каменной стены у горизонта. Туман в последний раз лизнул кончики полыни и ушел. В его движении было что-то предопределенное, закономерное и оттого пугающее. Уля легко могла поверить, что эти туманные приливы и отливы продолжаются с самого возникновения мира. Или мир их был создан по желанию голодного тумана? Кто ответит на этот вопрос? Только если главный смотритель – старик Гус. Да только он, кажется, не расположен к беседе.

Одно Ульяна знала точно: с поля нужно убираться и как можно скорее. Если в этот раз туман пощадил ее, кто знает, что случится в следующий? И когда этот следующий раз наступит? Она поднялась на ноги, потуже затянула шнурок промокшего ботинка и двинулась вперед.