Когда дорога приведет ее сюда, в эту комнату, она прочтет мою жизнь – записка за запиской. Признание за признанием. А после отложит и это. Чтобы продолжить мой путь. Чтобы понять, как исправить все, что я успел натворить.

Ульяна, моя милая девочка. Моя красивая девочка. Моя смелая и честная девочка. Ты сумеешь разобраться во всем. Если все получится так, как я решил, мы еще встретимся. Ты придешь туда, где цветет полынь, за ответом на последний вопрос. И, зная его, я буду ждать тебя там.

Сейчас я закончу писать. Подвешу этот листок. И пойду через туман и седой цвет. К стене. К теням, ждущим меня за ней. Я вдруг понял, что они не жаждут справедливости, нет, им просто нужен покой. Ус-по-ко-е-ни-е. Как и мне, как и всем.

Если я приду к ним сам, если я шагну в туман, если я… Не знаю. Я просто постараюсь понять, как сделать так, чтобы все стало… правильно. И если нужно, то я разберу эту стену по камню. Но выпущу их. Никто не должен умирать так страшно, но если это случилось, перед ними были обязаны открыться новые пути. Или пелена последнего покоя должна была окутать их. Или Бог должен был протянуть им руки и увести в райские кущи. А может, все они должны были переродиться в новых телах и начать следующий круг? Я знаю лишь одно: никто не должен скитаться в полынном тумане. Так не должно быть.

И чем дольше они там, тем хуже становится мир. Язва на его теле растет. И все больше бед происходит с теми, кто должен был жить долго и счастливо. Рушатся судьбы, падают самолеты, автобусы пробивают ограждения и уходят под ледяную воду.

Это все маятник, качнувшийся не туда. Это все Гус, запирающий тени за стеной.

Я должен что-то сделать. И я пойду. И я сделаю, слышишь меня, Ульяна? А может, никто не слышит. Может, никто никогда и не прочтет эти строки. Может, сегодня туман унесет меня за стену и томящиеся там разорвут меня на части.

Все может быть. Но я должен попытаться.

И я попытаюсь».

Уля дочитала до последней точки. Сжала листок в побелевших пальцах и посмотрела на Рэма.

– Вдохновляет, правда?

– Перестань, – попросила она. – Хотя бы сейчас не надо делать вид, что все это кажется тебе забавным.

В горле першило. Горькая вода подступала к глазам откуда-то из самой глубины. Но слез не было. В Уле зрело решение, и Рэм понимал это, потому и пытался спрятать страх за натянутой улыбкой.

– Твоего папашу развоплотил туман. Мне жаль, правда. Но сколько лет назад это было? Двадцать?

– Что-то вроде того, – нехотя кивнула Уля.

– Ну, значит, ничего у него не вышло. Если ты говоришь, что видела стену, слышала, как они там… бродят. – Он поежился. – Получается, он отправился туда, и все. С концами.