Люциус и Ласло сразу же устремились к столу, и детектив-сержант отдернул простыню — желая, как мне показалось, поскорее взглянуть на мальчика, в чьей смерти он себя все это время безутешно обвинял. Маркус последовал за ними, а мы с Сарой предпочли остаться у дверей: без нужды приближаться к телу нам не хотелось. Крайцлер извлек свой маленький блокнот, и начался обычный речитатив — Люциус монотонно и почему-то взволнованно принялся перечислять увечья, полученные ребенком:
— Полное отделение гениталий у основания… Отделение правой руки чуть выше запястного шарнира — лучевая и локтевая кости полностью перерезаны… Поперечные разрезы брюшной полости с сопутствующими повреждениями тонкой кишки… Обширные повреждения артериальной системы по всей грудной клетке, очевидно удалено сердце… Удален левый глаз, сопутствующие повреждения скуловой кости и надглазничного гребня с левой стороны соответственно… Удалена часть скальпа, обнажены затылочная и теменная кости черепа…
В общем, реестр был довольно мрачен, и я старался не вслушиваться, но одна из последних фраз привлекла мое внимание.
— Прошу прощения, Люциус, — прервал я, — но я не ослышался? Вы сказали, удален левый глаз?
— Да, — моментально ответил он.
—
— Да, — ответил Крайцлер. — Правый по-прежнему на месте. Маркус возбужденно выглянул из-за его плеча:
— Должно быть, его потревожили.
— Это, пожалуй, будет самым правдоподобным объяснением, — сказал Крайцлер. — Возможно, его спугнул сторож. — Ласло указал на центр груди. — А вот сердце — это что-то новенькое, детектив-сержант.
Маркус бросился к двери.
— Комиссар Рузвельт, — обратился он к Теодору. — Можем ли мы рассчитывать еще на сорок пять минут здесь?
Рузвельт посмотрел на часы:
— Это уже опасно. Новый управляющий и его подчиненные обычно заступают в восемь. Зачем это. Айзексон?
— Мне понадобится кое-что из моего оборудования — для эксперимента.
— Эксперимента? Какого еще эксперимента? — Для Теодора, каким бы знаменитым натуралистом он ни слыл, слово «эксперимент» звучало примерно также, как «рукопашная».
— Есть ряд экспертов, — начал объяснять Маркус, — которые полагают, что в момент смерти человеческий глаз навсегда запечатлевает последнее, что он видел при жизни. Есть мнение, что это изображение можно сфотографировать, если использовать сам глаз в качестве своего рода линзы. Я бы хотел сейчас попробовать. Теодор несколько секунд взвешивал предложение.
— Вы полагаете, что мальчик умер, глядя на своего убийцу?
— Есть такая вероятность.
— А следующий человек, который будет работать с телом, сможет определить, что вы пытались такое изображение получить?