— Доктор. Мистер Мур. Позвольте откровенность. Мы знаем о вашем расследовании и по ряду причин хотим, чтобы оно было прекращено. Если вы не согласитесь, мы будем вынуждены прибегнуть к некоторому давлению.

— К давлению? — переспросил я, укрепленный своим мгновенным нерасположением к цензору. — Это, знаете ли, выходит за рамки вопросов морали, мистер Комсток.

— Нападение, — спокойно ответил инспектор Бёрнс, поглядывая на многочисленные полки, — это все же уголовное деяние, Мур. У нас есть надзиратель из Синг-Синга, который распрощался с парой зубов. И когда дело касается людей, водящих компанию с известными главарями банд…

— Пустое, Бёрнс, — моментально парировал я. Мы с ним неоднократно сталкивались, пока я работал в «Таймс», и хотя от Бёрнса у меня всегда мурашки по телу бегали, показывать это было глупо. — Даже вы не можете считать совместную поездку в карете «вождением компании»…

На меня Бёрнс не обратил внимания.

— Наконец, — продолжал он, — остается ваше злоупотребление служебными полномочиями и ресурсами Полицейского управления.

— Это не официальное расследование, — спокойно заметил Крайцлер.

В усах Бёрнса нарисовалось некое подобие ухмылки:

— Очень мило, доктор. Но нам все известно о вашей договоренности с уполномоченным Рузвельтом.

Крайцлер по-прежнему не выказывал никаких эмоций.

— Доказательства, инспектор. Они у вас есть?

— Будут, — ответил Бёрнс, доставая с полки нетолстую книгу.

— Тише, тише, джентльмены, — успокаивающе произнес архиепископ Корриган. — Нет никакой надобности с ходу лезть в бутылку.

— Разумеется, — согласился епископ Поттер, правда, без особого энтузиазма. — Я уверен, что здесь можно прийти к обоюдовыгодному решению, если мы удосужимся рассмотреть… точки зрения друг друга.

Пирпонт Морган вообще ничего не сказал.

— Я понимаю так, — объявил Ласло, главным образом — нашему безмолвному хозяину. — Мы под дулом револьвера были похищены, и теперь нам грозят уголовным преследованием за попытки разобраться в отвратительном убийстве, поставившем в тупик полицию. — Крайцлер достал портсигар, извлек сигарету и начал зло постукивать ею по ручке кресла. — Но, видимо, в этой эскападе присутствует и нечто незримое, чего я в природной слепоте своей не различаю.

— Да, вы слепы, доктор, — провозгласил Энтони Комсток с возмущением праведника. — Здесь все как на ладони. Много лет я отдал тому, чтобы писанина таких людей, как вы, не увидела свет. Абсурдное в своей небрежности толкование Первой поправки так называемыми слугами народа свело все мои труды на нет. Но если вы даже на миг способны предположить, что я просто буду стоять и смотреть, как вы активно вмешиваетесь в дела общества…