Счетчики распределялись по избирательным округам, которые в Нью-Йорке административно подразделялись на участки. Мой вопрос Мюррею о Бичеме и Тринадцатом участке был задан наудачу. Я помнил, что Бенджамин и София Цвейг жили на территории этого участка, и я полагался на гипотезу, что Бичем скорее всего познакомился с ними по долгу службы, скорее всего — опрашивая семью для переписи. К счастью, я попал в точку, хотя нам по-прежнему не было ясно, за что Мюррей уволил нашего человека.

— Маловероятно, что Бичем был замешан в фальсификации, — сказала Сара, когда мы торопливо шли по Гринвич-авеню к Бэнк-стрит. — Люди такого склада не лезут в политику, да и перепись давно закончилась. В чем же тогда дело?

— Мы можем завтра отправить туда Айзексонов, — ответил я. — Мюррей, похоже, на бляху отреагирует с пиететом. Хотя я бы поставил двенадцать к одному, что без детей не обошлось. Может, кто-то подал на него жалобу — не обязательно связано с насилием, но близко.

— Очень похоже, — сказала Сара. — Помнишь фразу, которую отпустил Мюррей, говоря о респектабельности Бичема? Сколь «поразительным» ему что-то показалось?

— Вот именно, — отозвался я. — Какая-то неприятная история во всем этом кроется.

Мы дошли до Бэнк-стрит и свернули налево. Перед нами открылась типичная для Гринвич-Виллидж череда кварталов — деревья и городские особнячки до самого Гудзона, где их сменяли склады и погрузочные площадки. Ступеньки и фасады были старомодно однообразны и, проходя мимо, мы могли заглянуть в каждую недорого обставленную гостиную средних семейств, населявших этот район. Дом № 23 по Бэнк-стрит находился всего в полутора кварталах от Гринвич-авеню, но пока мы шли к нему, наши с Сарой надежды возросли необычайно. Тем сильнее было разочарование, когда мы достигли цели.

В углу окна гостиной виднелась небольшая, но изящная вывеска: СДАЕТСЯ КОМНАТА. Мы с Сарой обменялись расстроенными взглядами и поднялись по ступенькам к узкой входной двери. Справа располагалась латунная ручка звонка, и я за нее дернул. Несколько минут мы дожидались, а затем изнутри послышалось шарканье ног и старушечий голос:

— Нет, нет, нет. Убирайтесь — уходите сейчас же.

Было нелегко сразу понять, нам ли предназначалась эта команда, но громыхнуло несколько задвижек, и я заподозрил, что нет. За дверью оказалась седовласая карга в линялом синем платье, судя по фасону, сшитом где-то в семидесятых. Ей не хватало нескольких зубов, а на подбородке клоками росли жесткие седые волосы. Тем не менее глаза ее оставались живыми, хоть и не выказывали вменяемости. Она собралась было что-то сказать нам, но тут ей под ноги выкатился маленький рыжий кот. Старуха пинком отправила животное в дом.