Еще сильнее бушует ветер, и слышно, как ломаются кости деревьев.
– Лицо его – лица усопших. И кровь его – гнилая вода подземных труб. И тело его – черный песок, расползающийся по земле.
А ветер поет, поет погребальную песню на струнах деревьев, и вот уже ветошь и грачиные гнезда срываются вниз.
– Он – тень, проскользнувшая по стене без предмета. Он прячется по уголкам глаз, оставаясь замеченным, но не увиденным.
Ветер нещадно хлещет Луку и гонит его обратно в селение. И видит Лука громаду завода, пожирающую землю. Из тела завода торчат три отростка, выдыхающие дым, а кожа его – перья и пепел. И эти перья и пепел отрываются от поверхности, собираются в тугой прожорливый ком, наползают на поселок и опутывают ближайший дом. Пожирают его, подобно термитам, вгрызаются в бревна и мгновенно обращают их щепками.
Разъезжаются дырявые стены, заваливается набок крыша.
Лука силится не моргнуть – он знает, насколько быстро мрак поглощает предметы. Поверхность глаз стекленеет, покрывается слезливой пеленой, а вдали мелькают радужные блики и кольца – слезы преломляют свет, идущий от туловища завода.
Веки вскоре опускаются сами собой, мир гаснет.
Лука слышит свое дыхание.
И чье-то еще.
Глава двадцать восьмая. Зачем кормить птиц?
Глава двадцать восьмая. Зачем кормить птиц?
Маленькое оконце в кухне заходило в раме ходуном, запело вибрато. На втором этаже что-то громко стукнуло.
– Как ветер-то разбушевался, – сказал Радлов и устало вздохнул.
Он сидел за кухонным столом, сгорбившись и превратившись в покатую гору, и прислушивался к звукам с улицы. Тамара суетилась вокруг, была то тут, то там: мыла посуду, раскладывала ее по местам, следила за тем, как покрывается корочкой ужин в духовке.
– За февраль отыгрывается, – ответила она со смешком. – В феврале особо ветров не было. Вся погода наперекосяк.
– Ясное дело, экология-то ни к черту…
Тома звякнула помытой тарелкой, закидывая ее в сушилку, перекрыла воду, села напротив мужа и спросила с какой-то настороженностью в голосе:
– Петь, скажи мне честно: ты, когда сам хотел завод организовать, знал, что к этому приведет? Что снег черный пойдет, что от дыма станет невозможно дышать… знал?
– Нет, – убежденно отозвался Радлов. – Я планировал маленький медеплавильный цех с хорошей очисткой на всех этапах. Вреда бы почти не было. А эти… то ли оборудование у них древнее, то ли просто всем плевать.