Глава двадцать девятая. Андрей

Глава двадцать девятая. Андрей

Вскоре наступила резкая оттепель, и снег сошел не только в поселке, но и за его границами, обнажив желто-серый ковер из сгнивших да засохших трав прошлого лета. В самом поселке такого ковра не было – там расстилалась пустыня пепельного цвета.

Рябой вернулся через неделю. Кость ему кое-как залатали, но лицо все равно сделалось еще более уродливым, чем прежде, и к затянувшимся язвам на щеках добавилась непроходящая шишка с одной стороны. На Шалого обиды он не затаил – обиды вообще-то очень легко заливаются алкоголем.

Несколько дней кряду они с Бориской пили на радостях и шатались по деревне, распугивая жителей своими пьяными выходками. Однажды даже разломали кому-то забор, веселья ради, и разбили новое оконце, которое Радлов все-таки поставил в доме Луки.

Андрей до сих пор не уехал. С момента обсуждения сделки он успел чуть ли не у каждого местного поинтересоваться, как бы тот поступил на его месте. Большинство из них были старики, потому убеждали остаться – на то они и старики.

К концу месяца и река, и озеро полностью освободились от ледяного панциря. Люди чинили причал и выволакивали свои лодки. Вот только заработков для лодочников не ожидалось никаких – селение после зимнего мора замерло.

За старым грачевником к тому времени пустили железнодорожную ветку, предназначенную исключительно для товарняка, и в Город потянулась разрозненная череда вагонов-корыт, груженных камнями да обогащенной медью.

На деревьях потихоньку набухали почки, хотя многие из них тут же чахли и сохли, не успев распуститься. Дым, застилавший внутренности горы тягучим туманом, отравлял любую неокрепшую жизнь…

Двадцать шестого марта Радлов поднялся довольно рано. Он до сих пор не мог спать, потому всю ночь вынужден был разглядывать странные фантасмагории, проплывающие во тьме перед уставшим взором. Мимо проносились лица давно умерших людей, стайки облезлых птиц, кресты и могилы, а через все это просвечивалась тяжеловесная обстановка спальни.

В доме с самого утра клубился какой-то чад. Радлов настежь открыл все окна, чтобы проветрить, и два часа бесцельно бродил по комнатам, так что Тамара несколько раз просыпалась и заспанным голосом просила не шуметь.

В восемь часов Петр отправился на завод. Двери перед ним распахнулись сами собой, как и всегда – кажется, он вообще был единственным из местных, кто мог беспрепятственно туда проникать.

Что происходило внутри, неизвестно, но выскочил Петр почти сразу – злой, взмыленный, с толстым конвертом в руках.