Петр выслушал все это с насмешливым выражением лица и вкрадчиво произнес:

– А ты что же, думаешь, я ей задним числом документы не оформлю? Что она у меня на ферме работала, а в Город ездила про закупки узнавать? Правда так думаешь? И получится, что у нее бумажка, подтверждающая доход, будет, а у тебя не будет. Скажи мне, соображающая ты моя, кому в таком случае на суде поверят?

– Это вранье, а не бумага никакая! – возмутилась хозяйка дома, но уже чуть менее уверенно. – Вранье суд вычислит! У нас суд очень хорошо работает, вот что!

Радлов громко, до слез, расхохотался, потом попытался проглотить смех и сдавленным голосом сказал:

– Я и не знал, что у тебя такое чувство юмора замечательное, – он глубоко вдохнул, чтобы окончательно успокоиться, выдохнул и заговорил дальше: – А если серьезно, вычислит суд или нет – не столь важно. Потому что к тебе в любом случае придут устанавливать размер реального дохода. И шкафчик новехонький вон посчитают, и деньги, которые ты в доме припрятала. А пенсия-то у тебя сколько? Тысяч семь? И получится, что накопить ты никак не могла. Тогда весь этот ваш деревенский шик навроде резной тумбы признают необоснованным обогащением. И отберут. Я ведь у тебя сейчас прошу то, что осталось от всей суммы, а они отберут всё.

– Да кто отберет? Кто отберет-то? – продолжала настаивать женщина. – Кто будет размер дохода-то устанавливать? Никому и не захочется в нашу глухомань ехать.

– Так я и установлю. Опись имущества сделаю, не переживай, все по закону.

– Почему ты?

– Мне казалось, все знают. Я же уполномоченное лицо, аль не слыхала?

Про «уполномоченное лицо» Петр ляпнул просто так, от отчаяния, и если бы его спросили, что это за лицо такое да на что именно уполномочено – он бы не сумел придумать ответ. Однако никто ничего не спросил – грозное словосочетание возымело действие. Глазки у пожилой женщины быстро-быстро забегали, она вся как-то сжалась и запричитала неестественно-плаксивым голоском:

– Ты ж прости меня, дуру старую, что наговорила всякого! Жизнь-то у меня тяжелая какая, сам знаешь! Думала, вот хоть теперь поживу вдоволь. Уж все-то не отбирай, Бога ради! Ириша ведь нам денег высылала зимой, и когда приехала – поделиться хотела. Она бы нам оставила… а?

– Ты серьезно? – Радлов поначалу даже не знал, как реагировать – слова в горле застревали. Затем собрался с мыслями и сказал: – Вы же обе… да, обе, Маша, я знаю, что ты за косяком прячешься!

Из-за угла послышался пугливый шорох, а гость неумолимо продолжал:

– …ни разу в больницу к ней не приехали! Девку так избили жестоко, твой же выб…ок и избил! А ты вообще никак… ничего… живешь себе дальше. Тоже мне, мать! И еще будешь рассказывать, кто бы вам сколько оставил? Деньги неси, да поживее.