Глава тридцать восьмая. Младенец

Глава тридцать восьмая. Младенец

Лука несет неприкаянный гроб к своему жилищу. Солнце расцвело посреди неба белым огнем и настырно лижет глазные яблоки. Веки дергаются, но не захлопываются. Лука видит дрожащую реальность, сверху прикрытую черной сеточкой – тенью от собственных ресниц. Где-то в области бокового зрения расползаются радужные кольца, желтые да лиловые, расползаются кляксы черного дыма, и сквозь всю эту кутерьму прорываются недобрые взгляды открытых окон. Глянешь прямо – окна и только, а чуть повернешь голову, и тут же становится заметно, что вокруг жадные застекленные глаза, следящие за каждым шагом. И в глазах тех – мгла, желающая отобрать крошечный гроб-колыбель и вновь оставить бедного Луку в кромешном одиночестве.

Лука разгадал ее замысел и идет быстро, бережно и нежно прижимая к себе гробик, как ребенка.

Мгла гудит, просачивается из тесных домов наружу, пепельным песком лезет прямо под ноги, но обувщик успевает добраться до своего обиталища и скрыться от неизбежного нападения. Гул снаружи усиливается и тут же стихает.

В глазах у Луки все еще пляшут частички солнца, оттого слизистую невыносимо жжет. Тяжелые веки скользят вниз, приглашая тьму. Жжение проходит.

Из мастерской доносится стрекот, громкий и назойливый. Обувщик осторожно прислоняет гробик к стене, идет на звук, как завороженный – а ноги-то будто окаменели, еле двигаются, прирастают к полу, так что продвигаться приходится очень медленно, несмотря на неимоверные усилия. Воздух как будто сгущается, с обратной стороны горла подступает тошнота. Голова болит, и Лука не знает, действительно ли слышит стрекот – может быть, это шестеренки под черепной коробкой стрекочут.

Он хватается за ручку, решительно отворяет дверь мастерской и видит, как по комнате перебираются огромные полчища рыжих муравьев. Муравьи больше обычного размера, за время отсутствия хозяина им удалось вымахать до размера человеческой ладони. Сплошным роем покрывают они все стены и потолок, проворно шевелят изогнутыми жвалами, словно жуют невидимую добычу, усиками ощупывают воздух, перемещаются с места на место, наползая один на другого, валятся с потолка на пол, лопаются от собственного веса и умирают, и от их движений и смертей стоит такой омерзительный хруст, что Лука перегибается пополам от рвоты. Из него хлещет кислая вода.

Один муравей перелезает через порог и ползет в сторону гробика. Лука догоняет насекомое и с криком давит ногами. Хитин ломается с треском. Голова муравья, оставшаяся целой, дергается и подпрыгивает, из нее вырывается громкий протяжный писк. Звук настолько неприятен, что головная боль усиливается многократно.