– Да встречались, встречались один раз, – уверяет его лодочник. – Помню, друга вашего обсуждали.
– Радлова, что ли?
– Его, родимого. Падчерицу он тогда потерял. Я-то не знал да грешным делом чуть с ним не поцапался!
– Что-то такое было, кажется, – соглашается Лука, а затем совершенно спокойно, с будничной интонацией добавляет: – Только Радлов рассказывал, будто вас в болоте нашли недавно.
– Не припомню, чтоб я был в болоте. Но, может, запамятовал просто.
Обувщик вновь глядит на свои руки и с удивлением замечает, что и вторая ладонь вся в крови.
– Как странно, – задумчиво произносит он. – Вроде одну руку занозил, а раны на обеих.
– Думаю, вы просто лодкой давно не управляли.
– Да, да, – подтверждает Лука с излишней горячностью. – Пожалуй, что и давно.
Тут борт лодки гулко стукнулся о причал родного поселка, и Лука отпустил весла. Ладони он с непривычки сильно стер, так что весла были измазаны в крови, а кожу по краям ран невыносимо жгло.
Своему странному превращению из пассажира в рулевого обувщик не удивился, ибо «всякое бывает». Выкарабкался на берег, привязал суденышко, чтобы волнами не унесло, одним размашистым движением выдернул гроб на сушу и волоком потащил домой – спина ныла от нагрузки, так что он рассудил, что на плечах не донесет.
По дороге ему встретился местный мужичонка, подрабатывающий в свободное время на причале, и строго сказал:
– Лука, я понимаю, все свои. Но ты когда лодку мою берешь – предупреждай. Я же думал, кто-то с концами увел.
Обувщик рассеянно кивнул и продолжил свой путь. В голове у него вдруг отчетливо зазвучал детский плач.
Глава тридцать седьмая. Дальнейшая судьба Ирины
Глава тридцать седьмая. Дальнейшая судьба Ирины
Тридцатого сентября был холодный дождливый день. Дождь зарядил с самого утра, то усиливаясь, то превращаясь в мелкую морось, но не прекращаясь ни на миг. Под вечер он почти и не лил, а только водянистая взвесь плавала в воздухе – капли сделались настолько мелкими, что не успевали долетать до земли, ветер подхватывал их и разносил по всей округе.
Радлов сидел в своем доме на втором этаже, за столом, и с сосредоточенным видом перебирал документы. Чуть позже появилась Тамара с чашкой чая в руках. Чашку она поставила перед мужем и села поодаль.
– Я хотел взбодриться, – недовольно произнес Петр, отрываясь от бумаг. – Кофе оставался, там, в шкафчике на кухне. Попросил же сварить.
– Сдурел? – отозвалась Тома, а в голосе ее послышались до боли знакомые нотки, обычно свойственные Инне Колотовой – что-то вроде наигранного возмущения. – Тоже мне, кофе удумал пить при такой жуткой бессоннице. Да и куда тебе с твоим сердцем?