Посмотрев на полоску, она увидела «плюс» – совсем как золотой крестик у нее на шее. И всхлипнула. Бог любит троицу: три из трех. Отец. Сын. Святой дух. Под мантией у Мэри Кэтрин будет пузо. Фотографий с выпускного у нее не останется. А если слухи дойдут до приемной комиссии – ее на пушечный выстрел не подпустят к «Нотр-Даму».
Мэри Кэтрин не знала, долго ли просидела в холоде, закрыв лицо руками и рыдая, но когда, наконец, она встала, боль в ногах была сравнима с той, какую терпел Иисус на кресте. Кое-как доплелась она до машины. Кое-как доехала до церкви. И вот она здесь, стоит на генуфлектории. Мэри Кэтрин закрыла глаза и вложила в молитву всю душу.
Тишина. Колени вросли в генуфлекторий[60]. Она почесала руку. Чесалось беспрерывно. Вдруг у нее пискнул телефон – пришла эсэмэска. От этого звука Мэри Кэтрин вздрогнула. Непонятно, кому понадобилось отправлять ей сообщения в такое время. Может, Даг проснулся. Может, родители обнаружили, что ее нет в постели. Она достала телефон. номер не определен.
В эсэмэске было написано…
У Мэри Кэтрин сердце застряло в горле. Сказать, что она перепугалась до смерти, – ничего не сказать. Кто-то следил за ней из леса.
Телефон снова запищал…
Мэри Кэтрин стерла эсэмэски. И пожалела, что нельзя точно так же стереть и все остальное. Включая себя.
Телефон запищал снова.
Мэри Кэтрин замерла. Огляделась по сторонам. Никого. Жуткий страх скопился внизу живота. Она сунула телефон в карман. Мобильник пискнул раз. Пискнул два. Наконец она не выдержала. И посмотрела.