Несмотря на то, что устал до ломоты в пояснице, Шурик долго не мог заснуть. Он приписывал бессонницу мощному храпу Бортовского и возмущению тем, что его положили на самую крайнюю койку, ближайшую к маленькой комнате, где покоилось тело Спортсмена. Когда хоронили зэков, аргумент, что мертвецы будут лежать через стенку от него, на улице, сыграл не последнюю роль в пользу этих похорон. А сейчас мертвец находится в одном помещении, в двух метрах, пусть это не бандит, а Спортсмен, но от этого не перестаёт быть мёртвым.

Сашка мог бы смотаться этой ночью. Идти по берегу к посёлку, пока усталость и сон окончательно не свалят с ног. В любом случае он был бы далеко от пасеки, от страшного места, где воцарилась смерть. Но ещё прячутся не пойманные зэки, и бродит огромный медведь по реке. И мешки с золотом ждут его в вертолёте. Наверное, там, в мешках, затаился специальный магнит, настроенный на его, Шурика, частоту. Он медленно притягивает, обещая исполнение всех желаний. Как просто всё казалось прошлой ночью! Найти и взять. Возможно, и Спортсмен думал так же, если знал о золоте. Невозможно! Он ничего не знал и умер непонятно и глупо. Задохнулся, накрывшись с головой курткой и одеялом. Разве так умирают? Может быть, какое-нибудь внутреннее кровоизлияние после побоев?

Иван храпел беззаботно, словно и не было никаких трагедий. А мог бы и сам сейчас быть мёртвым. Неприятное посасывание засвербело в грудной клетке после воспоминания о дурном сне, после которого чуть было не убил человека. А потом взял и убил! Без всяких снов. Шурик перевернулся на другой бок, зажимая уши ладонями, потом вспомнил старый французский фильм с Ришаром, оторвал у двух сигарет фильтры и пихнул их в ушные раковины. Прежде, чем заснуть, ещё раз прокрутил в голове смерть кавказца, попутно думая, что напихал в уши всякой дряни, а толку никакого, по крайней мере, успокоился от мысли, что предпринял всё возможное против бессонницы… Вышагнул из темноты раненый зэка, а он изрешетил его пулями. Струсил? Сразу пришло оправдание: тогда бы он меня! «Но всё равно же струсил!» – гаркнул внутренний голос. Кому он принадлежал: второму или третьему Шурику? А может, есть ещё и четвёртый, вечно недовольный и зудящий, как комар: «Не надо было. Неправильно. Зачем?» Сделанного не воротишь. Но как теперь жить? Он убил человека! Как теперь можно есть, волочиться за девками, пить, петь, мечтать о богатстве? Он уже ел, пил, курил, песенку спел, только ещё девчонок не надыбал. А убитый им человек, заваленный телами двух других бандитов и наспех забросанный землёй, начинает свой процесс гниения и распада. Он тоже любил покушать и выпить, тоже имел женщин и желания. Как же быть?