– Насмотрелись? – хрипнул Командир.

Балагур всегда мыслил здраво. Педантичность и последовательность не изменили ему до конца. Выбранное дерево, вековая пихта, ничем не отличалось от остальных, кроме огромной нижней ветки, прогнувшейся от тяжести хвойных лап. Борис просто наклонил её, продел в лямку рюкзака, а другую обмотал вокруг шеи. Выпустив ветку, он пружинно задёргался, раскачиваясь в нескольких сантиметрах от земли. Возможно, не раз касался её ногами, отчего агония продлилась. Теперь он покачивался лишь слегка, жутко напоминая боксёрскую грушу. Если только у спортинвентаря может быть перекошенное лицо с разверзнутым в немом крике ртом и разбухшим до неимоверности, свесившимся набок языком. Зелёный рюкзак-удавка сливался с хвоей, поэтому казалось, что человек висит в воздухе, отчего угнетённость зрелища усиливалась.

– Не могу смотреть, – Маруся отвернулась и встретилась с блуждающим взглядом Ивана.

– Его надо снять и похоронить, – Молчун решительно направился к покойнику.

– Стоять! – гаркнуло в спину.

– Пошёл ты…

– Стоять, идиот! Забыл, что с остальными было? – в первый и в последний раз Генка согласился с Командиром.

Предупредительный Балагур специально расстегнул рубашку, царапина на животе обросла зелёной плесенью и почти сразу бросалась в глаза.

– Он повесился, чтобы не стать таким как Спортсмен и Шурик. Он не хотел быть новой угрозой, – догадалась Маруся. – Привязал себя, чтобы не блуждать мёртвым, да?

– Ну! Что скажешь? – Генка повернулся к Ивану. – Три трупа! Три бесценные жизни! И всё из-за какой-то дряни? Доволен?

– Ты на меня не ори! – невозмутимо сплюнул Бортовский и смахнул со лба испарину. – Твоё прикрытие лопнуло, так что не кривляйся. Может, признаешься напоследок, Отто? Пиф-паф! Ханды хок! Гитлер капут! Тебе крышка!

– Да он с катушек поехал! – крикнула Маруся. – Ты не посмеешь! Гена, сделай что-нибудь!

Молчун сжал её ладошку, пытаясь заслонить собой. Каменное лицо ничего не выражало. Бесполезно. Не спрятаться. Не рыпнуться. С семи шагов промахнуться невозможно. Бортовский поднял автомат:

– Я ждал этого, Отто. Я очень долго ждал.

– Ты видел свою руку? – Молчун забыл, что сейчас может умереть. Не отрывал глаз от волосатой, сморщенной кисти Командира. «И ПАХНЕТ ОТ НЕГО КАК ОТ СВИНЬИ!» О, чёрт! Он давно был таким! Он давно…

Маруся завизжала, сорвав голос. Отступая, она почти подошла к дереву, на котором повесился Балагур. Она тоже заметила страшную руку. Мозг не успел переварить эмоции, как на плечо взгромоздилась точно такая же рука. Повешенный прикасался к ней когтистой ладонью, пытаясь притянуть поближе.