– Слушай сюда, мусор. Оставьте железку. Пять шагов назад. На мост!

Классическая сцена: милиционер и преступник. Генка обречённо ухмыльнулся. Вот для чего переоделся! Чтобы приняли за мента. Ещё и укокошит из-за формы. Хотя где наша не пропадала?! Резко одёрнув фуражку, надвинув козырёк на глаза, придавая лицу свирепое выражение, впихнул руки в карманы и, надеясь, что грозно, рявкнул:

– Смирнов, сдавайся! Ты окружён! Там, – кивнул в лесок, – наши люди.

– Назад, ублюдок! Стреляю! – в грохоте рухнувшего барака крик показался невыразительным.

– Опусти оружие и сдайся. Нам про тебя всё известно.

– А хи-хи не хо-хо? – изумился зэка. – Кому сказал – сдавай взад?!

– …года рождения. Восемь лет за …ийство, – звуки тонули в треске огня. – При по. ге убил двоих, …щё двое в боль…це. А что стало с Зубовым? Вор-полрецидевиста?

– Мусор! – Пахан нажал на курок.

Маруся не услышала выстрела, слишком громко разбушевалась стихия. Просто, Генка неловко отпрянув назад, повалился спиной на мост, зажимая струящуюся красным штанину. Но она поняла.

– Назад, бляха! – Пётр весомо шагнул к ним, и девушка попятилась.

Жёлтые слёзы бороздили грязное лицо, тягучая слюна капала с бороды. Хищно свёрнутая трубочка ноздри, багровая с синими прожилками, вновь испугали до отвратительного содрогания. Пахан водрузил лапу на руль, его мотнуло, но с грехом пополам оседлал мотоцикл.

– Получили, на… То-то. Ещё держи!

– Ложись, – хрипнул Молчун, но Маруся уже сама шарахнулась вниз.

Пули-дуры чиркнули над макушкой. Пётр с осторожной небрежностью пнул рычаг педали, «Хонда» зажужжала и покатилась по дороге.

– Геночка, родной, стреляй! Убей его! Ну пожалуйста!

– Пусти руку! Сейчас, гад, – красной ладонью он продолжал сжимать голень, а правой расстегнул кобуру. Это надо же! Положил пистолет в кобуру, как заправский мент! Может, вспомнил, что больше никого никогда не хотел убивать, а? Она долго не открывалась, притиснутая телом к настилу. Фуражка с кокардой скатилась и плюхнулась в воду красивым НЛО. Генка выдернул из-под себя пистолет, скривился от боли, прицелился… и опустил руку. У Шварцнейггера могло и получиться, но Молчун сомневался, что попадёт с накренённого моста через дым. Пахан успел уже набрать скорость, увеличив расстояние.

– Вот и приехали! – сплюнул медный привкус Геннадий.

Маруся помогала ему подняться, хотя не видела в этом смысла, гораздо умнее было бы бежать следом за зэком, требовать любимую «Хонду» назад или умолять спасти от огня и смерти. Генка тяжело повис на ней, придерживая простреленную ногу, и не поверил своим ушам – Маруся смеялась. Через брызнувшие слёзы и жаркий, сухой рот она внезапно захлебнулась смехом. Память подсказала – вот сейчас выдавит: «Бу-рундук!». Но девушка резко прильнула губами к прохладной щеке и крикнула в ухо сквозь грохот пожара: