– Возьми его, – прошептал Джошуа.

Вампир повернул к нему безглазое лицо.

Джошуа улыбался.

– Возьми его, – повторил он.

– Ты же знаешь, я не могу, – сказал вампир голосом, полным гнева. – Почему бы тебе не впустить меня в чертов дом!

– Мы так не договаривались, – ответил Джошуа. – После. Тогда ты сможешь войти. И сможешь забрать Тайлера.

Он услышал, как открылась дверь и голоса оказались внутри. Мама и Тайлер были в гостиной, хихикали и шептались. Уже полупьяные.

– Он – все, что мне потребуется, – сказал вампир. – Такой здоровенный деревенский парень. Самое то.

Кто-то постучался в дверь спальни. Раздался мамин голос:

– Джош? Ты там по телефону разговариваешь? Тебе спать пора!

– Прости, мам, – бросил он через плечо. Послышался приглушенный голос Тайлера, и мама начала смеяться:

– Тссс!

От этого Джошуа затошнило. Когда он снова выглянул в окно, вампир уже ускользнул обратно под дом.

Он вздохнул и выставил голову наружу, чувствуя прохладу ветра на своем лице. Ночь над ним была огромна. Он представил, как взлетает в нее, сквозь груды сугробов-облаков, под дождь из ледяных кристаллов-звезд, ожидая преграды, но не находя ее. Просто поднимаясь все выше и выше в темноту и холод.

Учебный день прошел в долгом, мучительном тумане. Сосредотачиваться получалось все хуже. Тело казалось свинцовым. Джошуа никогда в жизни не чувствовал такой усталости, но стоило ему закрыть глаза, как его наполняла безумная энергия, заставляя вертеться на стуле. Требовалась вся сила воли, чтобы не вскочить и не начать расхаживать по классу.

Его мозги кипели от горячки. Он коснулся лба тыльной стороной ладони и был поражен жаром. Звуки осколками впивались в уши, а свет, падавший в окна, был острым, как бритва. Взгляд Джошуа блуждал по классу, по одноклассникам, горбившимся над столами или беззаботно шепчущимся на задних рядах, или пялящимся в пустоту, как домашняя скотина. Он никогда не был одним из них, и это было нормально. Так уж повелось. Раньше ему казалось, что он меньше их, менее значим, словно родился без какого-то важного гена, с которым его приняли бы прочие люди.

Но теперь он оценивал их по-новому. Они внезапно стали казаться другими. Они выглядели как жертвы. Как маленькие розовые свинки, ждущие того, кто перережет им глотки и исполнит их предназначение. Он представил омытую кровью комнату и себя, шагающего по ней, – во́рона среди трупов. Высокомерного, как любой властелин падали.

Джошуа наполовину пробрался в лаз, когда им овладела тошнота и его чуть не вывернуло в грязь; мышцы по бокам свело от боли. Он свернулся в позе эмбриона и прижимался лицом к прохладной земле, пока дурнота не унялась, оставив его задыхаться от изнеможения. Горло Джошуа опухло и пересохло.