Линус пошел на кухню, взял чайную ложку и вернулся на диван. Открыл банку и только в этот момент засомневался. А что, если не получится? Вдруг черная субстанция – скоропортящийся товар. А Линус уже месяц таскает с собой банку, и, может, ее содержимое за это время… умерло.
Есть только один способ это выяснить. Линус зачерпнул ложкой вязкую массу и понял, что его опасения напрасны. В пальцах защекотало, ложка стала теплой, и теперь Линус знал, что черное вещество живо ровно настолько, насколько мертвы были тела, лежащие во мраке. Оно живо, как и таракан Кассандры в банке.
Линус поднес до краев наполненную ложку к папиным губам. Папа недоверчиво посмотрел на него, и Линус сказал:
– Мне что, зажать тебе нос? Блин, просто доверься мне.
Папа открыл рот. Линус дождался, пока папа проглотит субстанцию, выскреб из банки остатки и тоже проглотил.
3
3
Снова то же чувство приближения к невероятному, ко входу в нечто неописуемое. Будто плывешь на глубине с закрытыми глазами, а открыв их, обнаруживаешь себя лицом к лицу с синим китом. Ты поглощен китом и выпущен во Вселенную, но в то же время
– и открыл глаза.
Перед ним простиралось поле, над ним куполом возвышалось небо. Уголком левого глаза он заметил темное тело, гораздо больше его собственного. Линус посмотрел в ту сторону, попятился и сел на задние лапы. Увиденное было в равной степени ошеломительным и естественным. Папа стал лошадью. Рослым, сверкающе-черным чистокровным арабским скакуном.
Кожа подрагивала, лошадь мотала головой и вращала глазами, ноги шатались, как у новорожденного жеребенка. Линус встал так, чтобы папа мог его видеть, посмотрел на него и сказал:
– Папа? Папа? Не волнуйся. Так и должно быть.
Лошадь жевала воздух, словно на нее надели неудобную уздечку. Язык вращался во рту, который неуверенно издавал какие-то звуки. Лошадь опустила голову к Линусу. Ноздри расширились, она втянула воздух и произнесла: