Конечно, не получится толкать товар, как он делал раньше. Это действительно что-то другое, по крайней мере с точки зрения логистики. Кассандра не может больше одна отвечать за хранение и фасовку – это невозможно чисто практически.

Сто гребаных кило.

Чем больше он об этом думал, тем меньше оставалось сил думать об этом. Сто кило не поддавались осмыслению, это невероятно. Полиция обычно ликовала, когда удавалось заполучить килограмм, а если пять или шесть, закатывали вечеринки. Это была ощутимая конфискация. Линус будет рулить соткой.

И где-то через границу должны были провезти две тонны. Линус читал статьи Томми, восхищаясь суперпродвинутым методом с баком. Но этот путь теперь наверняка закрыт, после того, как Томми описал весь процесс? Легавые стопудово на стреме, типа сидят по подводным лодкам.

Линус достал записку и развернул ее. Это была карта с крестом на прямоугольнике рядом с футбольным полем в Сарае. Линус знал это здание. Зигзал. Когда-то это был спортивный зал, пока в восьмидесятые не решили, что асбест не представляет собой ничего хорошего, а здесь весь зал был построен из этого дерьма. Санация обошлась бы слишком дорого, поэтому поступили так, как обычно делали в Сарае: закрыли, бросили и понадеялись, что все забудут.

В начале девяностых одаренный граффити-художник украсил одну из стен зала огромной свастикой и радостно зигующим Гитлером. Чтобы избавиться от этого, денег хватило, но название к зданию уже привязалось. Зигзал, завтра, в восемь.

В двадцать минут десятого Линус открыл дверь в родительскую квартиру. До этого он зашел к себе домой, оставил маску и забрал банку с черной субстанцией. Карту сжег по дороге от метро. Хенрик спросил, будут ли они смотреть «Игру престолов», и, когда Линус сказал, что у него нет времени, Хенрик прямо расстроился. Линус начал думать, что это очень похоже на отношения с девушкой. У него никогда не было девушки в этом смысле, но он догадывался, что именно так и происходит. Ты куда? Тебя же никогда не бывает дома.

Раз в неделю, как по расписанию, Бетти ходила в букмекерскую контору. Иногда к этому прибавлялся еще раз-другой, но вечера среды обсуждению не подлежали. Контора закрывалась в десять, и еще пятнадцать минут уходило у Бетти на дорогу до дома, так что у Линуса было полно времени, особенно если время будет вести себя как тогда на поле.

Телевизор в гостиной был выключен, папа просто дремал, словно чудовище Франкенштейна, в углу комнаты. Услышав шаги Линуса, он поднял голову и сказал: «Н-н-не-е-ГО-О-ОД-Д-Д-о-од-д».