Когда на кухне вспыхнул свет, я увидела, как все это выглядело. От торта осталась кучка фруктов. Имбирные человечки расчленены. Сыр – размазан по столу. Холодильник гудит – я не закрыла дверцу.

Я сглотнула.

– Простите меня. Я не хотела.

– Господи, – проговорила Мама. – Все должно было пройти идеально.

В ее лице промелькнуло нечто такое, чего я не видела уже целую вечность. Оно проявилось складками – возле рта и между бровями. Папа тоже это заметил – и схватил ее за руку так, что она взвизгнула.

– Не могла бы ты… – сказал он, и Мама повернулась к нему. Папа что-то сказал ей – очень тихо, и я ничего не расслышала. Руку ее он так и не выпустил. Когда она снова повернулась ко мне, жуткая гримаса исчезла, осталось только недоверчивое изумление. Она как будто собиралась засмеяться.

– А мы-то думали, что ты будешь искать подарки, – произнесла Мама и, вместо того чтобы рассмеяться, уткнулась Папе в грудь и заплакала.

* * *

Дни тянулись, а недели летели.

Когда я разговаривала с Итаном в последний раз, он был немногословен и совсем не интересовался тем, что со мной происходит.

– Ты не поверишь, на какие вопросы мне приходится отвечать эти две недели.

Я сидела у себя в спальне, в руках – книга, и я открыла ее.

– Ну и какие же?

– Как именно мы хотели бы, чтобы нас объявили. Шампанское нам подавать до или после конфетти.

Я нашла то место в книге, на котором остановилась. На стекле появились крапинки дождя, и Мама внизу собирала развешенное белье. Затишье пасмурного воскресенья.

– Как раскладывать, – продолжал он, – эти чертовы столовые приборы. – Он сделал паузу. – Ты ведь приедешь?

– Надеюсь, – ответила я.

Все уже было готово. Мне ясно представлялось это путешествие: поездом до Лондона и самолетом до Афин, затем еще один самолет, поменьше, и вот машина привозит меня к розовой вилле в пятидесяти метрах от моря. И спустя какое-то время – Итан в конце прохода между рядами, он рад меня видеть.