Далила фыркнула. Посмотрела с отвращением на свои буквы.

– У всех нас есть своя комната, – сказала она. – А твои родители? Они строгие?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну вот я, например, что хочу, то и делаю. А ты?

– Когда как.

– Когда как? – Она смотрела на меня, не двигаясь. Вся напряженная, как змея перед броском.

Я вернулась к своим буквам.

– Я видела тех людей, которые удочерили тебя. Когда они привезли тебя сюда, – призналась Далила.

Я взглянула на нее.

– Они… какие-то старые.

Я подумала о Маме и Папе. Вспомнила, как они везли меня в Лондон на поезде сегодня утром – домашние сэндвичи, два экземпляра газеты. Я надела новое платье – на вырост, – которое мы выбрали с Мамой для этой встречи и от которого, как только мы вышли из дому, у меня зачесалось все тело. На Далиле были джинсы с разрезами и толстовка с капюшоном.

– Вот что бывает, когда остаешься последней, – заключила она.

Я ухватила за краешек доску для «Скраббла» и запустила ею в Далилу. Доска прошла мимо цели и сложилась на полу. Буквы разлетелись по комнате. Несколько штук отскочили от лица Далилы и прозаически приземлились ей на колени.

– Ты! Почему именно ты умудрилась выжить, – в маленькой комнате мой голос прозвучал до неловкости громко, – тогда как…

Открылись двери, нас схватили чьи-то руки.

И в этот момент Далилу проняло. Он вытерла ладонью рот, как будто проверяя, есть ли кровь. Как будто я ударила ее.

– Лучше бы ты умерла там! – закричала я.

Потом я начала звать Эви. От того, что ее не оказалось в комнате, у меня случился шок. В семье у каждого есть союзник, а я своего потеряла. После всего того, что я сделала, я осталась одна, пристыженная, со старыми родителями и в дешевом платье. Я звала ее, как в самые первые дни в больнице – будто она стояла под окнами. Далила вцепилась в няню, Итан вцепился в стол. В последующие ночи до них дошло: я звала ее так, как зовут того, кого ждут – и кто правда может прийти.

* * *