Суд, кстати, не принял во внимание ребенка до четырнадцати лет, сославшись на наличие временного опекуна в достаточном для воспитания материальном и физическом состоянии, а также – что самое главное, – на особо жестокую форму преступления. Вообще, все это мне кажется странным и нереальным – будто меня, жалкое офисное ничтожество, кто-то решил заказать и посадить непонятно, за что, но, на самом деле, ответ на поверхности, и он куда как проще и даже не пахнет теорией заговора. Я же не воровала миллиарды из военной промышленности, не была женой губернатора, не была дочерью олигарха. Я просто совершила преступление, и меня просто за него посадят. И вся эта болтовня адвоката о том, что по нашим законам женщине ничего не грозит, и смягчающих обстоятельств слишком много, оказалась пустой и никчемной бравадой.

Я бы послушала, что там пытается мне нашептать этот дурачок в дорогом костюме, но проблема в том, что сейчас судья зачитывает не статью из желтой газеты, а приговор. Мой приговор. И, в общем-то, все уже кончилось, потому что это был суд следующей инстанции, и апелляция провалилась. Во всяком случае, мне так кажется. Надо бы дослушать все это до конца – а вдруг что-то изменится, и концовка этой пламенной речи на несколько страниц окажется совершенно другой? Я не раз видела в кино, как осужденному говорят «Виновен!» и просто уводят в тюрьму прямой наводкой, а в реальности приходится сидеть и слушать огромную речь о том, какое ты ничтожество, и как ты накосячила. И это уже по второму кругу.

– …таким образом, суд признает, что Нечаева сама спровоцировала жертву на попытку совершения действий насильственного характера, после чего…

Что за чушь вы несете? Как я могла его спровоцировать, настропалить на что-то? Ведь я его, в общем-то, совершенно не знала и не могла знать, что он окажется там в это время и будет делать то, что делал. Так же, как не могла знать, что сделаю сама. Но первый суд убедил меня в том, что есть люди, для которых сказать, что незнакомый им человек – грешник, которого нужно заковать в кандалы, – это просто рутина, как продажа «биг мака» для парня в оранжевой футболке на кассе. Наверное, поэтому мне сейчас не так больно, как было тогда, на исходе первого процесса, и я уже не уповаю так сильно на чудо руками судьи.

Игорь потирает лицо своей массивной ладонью. Он не приезжал на первый суд, а на этот почему-то решил приехать. Уже третье заседание подряд он проводит в этом зале, как и я, но на этом все закончится. Я надеюсь, что он посмотрит на меня – хотя бы раз, перед тем, как прозвучат «признать виновной» и «приговорить к лишению свободы», но он не может поднять глаз или не хочет. И я это даже понимаю, потому что им – тем, кто остается на свободе, – приходится нести этот камень на душе, тогда как меня просто упекут за решетку, да и дело с концом.