Заключительные речи начали в пять часов. Судья Родз сказал, что лучше им всем допоздна засидеться, чем растягивать слушания еще на день. Марта выступала первой. С нее глаз не сводили. Она говорила без шпаргалки — уж конечно, накануне репетировала далеко за полночь, думал Уок. Пробежалась по ключевым фактам — надломленной жизни и трагической смерти Стар, неприкаянности ее детей. Убийца, безусловно, заслуживает самого сурового наказания за их раннее сиротство, но тут важно покарать именно того, кто действительно виновен. Перешла к Милтону, к неоспоримым доказательствам его одержимости своей соседкой. Изобразила еще одну трагедию столь живо, что присяжные внимали ей как завороженные. Вернулась к Винсенту. Предложила присяжным представить, каково было перепуганному пятнадцатилетнему мальчишке загреметь за решетку, очутиться среди отъявленных мерзавцев. Говорила о раскаянии Винсента, о его самобичевании, о стремлении до дна испить чашу страданий. Да, Винсент Кинг получил большой тюремный срок; да, он убил сокамерника в целях самозащиты. Возможно, его вина — его ошибка — из тех, которые нельзя искупить. Однако все эти факты не значат, что Винсент Кинг застрелил Стар Рэдли. И молчание его отнюдь не свидетельствует о виновности, а совсем наоборот — оно свидетельствует о ненависти к самому себе, терзающей сердце этого человека. Огонь столь жгуч, что Винсент Кинг скорее примет кару за чужое преступление, нежели останется спокойно жить под солнцем, где нет места для задавленной им девочки.

* * *

За тысячу миль от зала суда Робин отыскал желтенький цветик — чамису вонючую, или кроличью щетку. Принес в комнату, расплющил с помощью Дачесс и прикнопил к пробковой доске рядом с фотографией Джета. Дачесс обнимала его, мыслями блуждая где-то далеко. Снова активизировался Рик Тайд — не мог пережить, что Дачесс одержала над ним верх, не знал, когда уже пора остановиться. В тот день он плюнул Дачесс в спину, заявил, что это — за Мэри-Лу. Застирывая рубашку в ванной, Дачесс думала об Уоке — как он ее наставлял, чтобы была хорошей девочкой.

После ужина Дачесс повела Робина в сад и качала на качелях, пока не погасла за стволами закатная подсветка. Робин щурился на солнце, улыбался. Дачесс называла его принцем.

Затем она переодела Робина в пижамку, почистила ему зубки и прочла главу из книжки про поросенка по имени Уилбур и паучка по имени Шарлотта[49].

— Он не простой поросенок, он переживает совсем как человек, — сказал Робин.

— Да, он такой.

Тем вечером они молились. Робин повторял за сестрой — сложил ладошки замочком, закрыл глаза.