Во второй раз за этот день Иммануэль ввели в собор и по длинному проходу повели к алтарю. Там, на виду у всей паствы, она сняла с себя свадебное платье и расплела косы. Лишенная одежды и всякого бремени, она взобралась на алтарь.

В двери собора задувал ветер, и сорочка под ее подвенечным платьем казалась тонкой и прозрачной. Не то чтобы скромность теперь имела большое значение в свете того, что она собиралась сделать.

Паства снова набилась собор. Они не стали рассаживаться по скамьям, как во время суда. Вместо этого они сразу ломанулись вперед в проход, толпясь у подножия алтаря – всем хотелось занять место с самым лучшим обзором на предстоящее жертвоприношение. Среди них были и Муры – они плакали и рвали на себе одежды. За ними с похоронным выражением лица следовала Вера, все еще окруженная с обеих сторон стражниками. А в самых первых рядах, связанный, обожженный и закованный в кандалы, стоял Эзра.

Иммануэль и раньше доводилось видеть сломленных мужчин. Мужчин с петлями на шее на городской площади, приговоренных к смерти за свои грехи. Доводилось видеть мужчин, которые держали на руках своих мертвых сыновей, и мужчин, на чьи спины опускалась плеть. Больных и раненых, и обезумевших от ярости. Но ни один из них не выглядел таким потерянным, как Эзра в тот момент.

Протиснувшись сквозь толпу, пророк занял свое место за алтарем. Он положил одну руку на голый живот Иммануэль, а другую на ее голову, большим пальцем сильно надавил на печать, которую вырезал на ее челе всего несколько часов назад.

Кровь потекла по ее переносице, собираясь в лужицу в ямочке над верхней губой.

Она ждала молитвы с широко открытыми глазами, но ее не последовало. Ее решили отправить в загробную жизнь без объявления и предупреждения, без соборования и без молитвы об Отцовой милости… И, возможно, так было к лучшему, принимая во внимание тяжкий грех, который она собиралась совершить. Для нее не будет места в святых чертогах Отца. Никакой пощады для нее на небесах после того, что она собиралась сделать.

Апостол Айзек выступил вперед, обеими руками держа ритуальный нож. При виде клинка ее охватил страх. Ее сердце начало бешено стучать о ребра, и она ухватилась за край алтаря, чтобы не поддаться соблазну сбежать.

Дрожащей рукой пророк обхватил рукоять клинка. С минуту он изучал его, словно оценивая его вес. Затем его взгляд упал на Иммануэль.

– Ты действительно готова умереть за него? Готова обречь себя на проклятие?

Она кивнула, понимая, что время пришло. Пути назад не было.

– Все его грехи – мои.

– Нет, – Эзра подался к ней, задергавшись в кандалах и царапая пол в поисках опоры. – Иммануэль. Пожалуйста, не надо.