Никто не услышал ее за ревом очистительного огня.
Когда Иммануэль повторила свои слова во второй раз, она уже кричала.
Стражники отпустили Эзру, и тот упал на колени, глухо стукнувшись о землю. Его рубашка дымилась, уже опаленная прикосновением пламени.
И Иммануэль отчетливо поняла, что просто обязана с этим покончить. Либо она будет действовать сейчас, либо не будет вообще.
Она зашагала вперед, проходя мимо Пророка.
– Я предлагаю себя в качестве жертвы. Мою жизнь в обмен на жизнь Эзры.
В ответ на это не раздалось ни свиста, ни воплей, ни проклятий. Все гости до единого – мужчины, женщины и дети – сидели молча и неподвижно, как изваяния на кладбище.
Все, кроме Глории Мур. Ее плач, протяжный и пронзительный, расколол ночь надвое. Абрам попытался обнять и успокоить девочку, но она билась и так яростно сопротивлялась, что даже Анна не могла с ней совладать.
– Нет! – визжала Глория, и ее голос эхом разносился по равнине. –
Следующей порывалась выйти вперед Вера, попытавшись стряхнуть с себя стражников, но те оттащили ее назад, едва она успела выкрикнуть имя Иммануэль, подхваченное ветром.
В далеком мраке зашевелился лес.
Иммануэль заставила себя снова взглянуть на пророка. Он стоял за ее спиной с разинутым ртом, его лицо было залито алым светом костра. Он посмотрел на своего сына, склоненного перед пламенем, а затем перевел на Иммануэль взгляд, полный такого гнева, что кровь заледенела у нее в жилах.
– В первую очередь, ты моя жена.
– Я принадлежу сама себе, – сказала Иммануэль, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. – Моя кровь и мои кости принадлежат мне, и никому, кроме меня, и я готова отдать их за то, чтобы искупить грехи твоего сына – такова моя воля. Я займу его место.
Пророк шагнул к ней.
– Ты не имеешь права.
На этот раз Иммануэль не испугалась.