Раны.

Он почувствовал, что потеет.

Она сказала Згардоли искать Айрленд в тот вечер.

Сжал кулаки.

Проколотые шины. Убийца. Сиротка. Убийца. Она убила Сьюзен. Аспен, она убила Сьюзен. Сьюзен.

Аспен зажмурился до боли и подумал: Нам придется сделать это. Мне придется. Придется вечно быть рядом с ней, наблюдать, следить за тем, чтобы она не умерла, следить, чтобы никто не убил ее и…

Аспен открыл глаза.

Все это нереально. Это просто не может происходить на самом деле.

Но это происходит. Он согласился с Айрленд, что за Кирой нужен присмотр. И даже если бы Айрленд не заставила его, он бы заставил себя сам, потому что винить себя еще в одной смерти – невыносимо.

Время словно замедлилось, пока он принимал решение.

Это хорошо, убеждал себя Аспен, когда надевал куртку, обувался и брал ключи от мотоцикла.

Это хорошо, убеждал он себя, когда выходил из квартиры и запирал дверь, думая, что Кира будет сидеть здесь на площадке на корточках, зная, что он так или иначе сдастся и придет за ней.

Это хорошо.

Он покинул дом и погрузился в сумрачный вечер Эттон-Крик, накрытый пеленой дождя, такой тяжелой, словно занавес в театре. Машины, стоящие вдоль аллеи, были черными и влажными и напоминали камни. Аспен двинулся вдоль них, думая, что Кира будет где-то рядом. Может быть, сидит здесь же, в сквере на мокрой скамейке, давится слезами.