– К сожалению, аптека сейчас закрыта, – сказал он.

Илария не возражала. Ей не очень хотелось туда возвращаться, но она понимала, что все вращается вокруг этого места. И если они хотят что-то понять, им придется туда пойти.

Илария была в этом ресторане много раз, но сейчас, едва войдя, она почувствовала неловкость. Может, потому, что только теперь поняла, что именно ее смущало. Неуклюжесть провинции заключается в том, что все выходит за рамки контекста и никого это не беспокоит. Этнический интерьер просто нелеп у подножия гор, не говоря уже о развешанных на стенах фотографиях морских пейзажей с рыбачьими лодками и закатами на пляжах, абсолютно несовместимых с вывеской «Полента». Все усилия казаться современными выглядят вымученно: нелепые афиши на дверях про безглютеновую пиццу из органической муки. В зале висел телевизор, включенный на полную громкость, и транслировал передачу для домохозяек.

Это места, где любое новшество болезненно сталкивается с атавистической замкнутостью, которая передается из поколения в поколение. Здесь кебаб продают рядом с пиццей, а соседний магазин мороженого, чтобы выжить, изобретает совершенно абсурдные акции: «Бесплатное мороженое завтра с 15:00 до 18:00». И среди этой кутерьмы каким-то чудом держится магазин белья «Прямая продажа нижнего белья», где стоят манекены в одних трусах, но зато в париках. А рядом вручают ключ от ванной с брелоком в виде гробика, потому что магазин финансирует агентство ритуальных услуг. По сути это та же самая неряшливость, которая приводит к тому, что труп запросто можно сбросить на грунтовую дорогу прямо под табличкой с надписью «Мусор сбрасывать запрещено». И это не ирония. Это полное отсутствие элегантности, проникшее повсюду, включая и убийства.

К ним с усталой улыбкой подошел Аббас и положил на стол меню. Он очень похудел, впалые щеки заросли жесткой щетиной.

– Сегодня здесь только я, – объяснил он. – Я и пиццы пеку, и посетителей обслуживаю. Строго говоря, все остальные умерли. Нельзя же было закрыть пиццерию насовсем.

Отсутствие Анеты и Мелиссы тяжко давило на пустой зал. Аббас рассказал, что сначала сюда приезжало много любопытствующих, даже из соседних городков. А теперь, когда волна зевак схлынула, люди вообще перестали заходить: больно уж мрачное место. Аббас указал на маленький алтарь в глубине зала с фотографиями девушек, несколькими угасшими лампадками и засохшими цветами.

– Я ищу другую работу, – сказал он, – но на это нужно время. Так что мне пока придется остаться здесь.

Они немного поговорили о Брешани, но Аббасу нечего было сказать. Сам он никогда его не видел, да и девушки о нем не упоминали.