– Маленькие дети не понимают, что для них лучше.

– Может быть, Маркус больше не притронется к наркотикам. По-моему, на этот раз он настроен решительно.

– Да, будем на это надеяться, – согласился Джеймс.

Он снова мысленно прокрутил это перед глазами: он словно увидел со стороны, как обнимает жену, лелея надежду, отчасти являющуюся мечтой, отчасти – банальной пошлостью. Джеймс решил для себя попозже вернуться к этому моменту. Он растворится в своем воспоминании и останется в нем. Крепко обнимет Мари и не отпустит ее.

Сейчас Джеймс стоял в прихожей один, неподвижно. Он не стал зажигать свет, не закрыл за собой дверь. Одежда на нем была грязная и мятая, на подбородке белыми и бледно-серыми клочьями выросла щетина. Джеймс пришел домой, окутанный тем же самым оцепенением, которое испытал, когда умер его отец.

По бетонному коридору разнесся звук спешащих шагов. Джеймс понял, что ему нужно двигаться, но остался стоять на месте.

– Где ты был? – окликнула его сзади девочка, и Джеймс наконец очнулся. Он перевернул лежащую на полке записку, так, чтобы Джесс не смогла ее прочитать, чтобы она не увидела, что Мари взяла контактные данные социальной работницы, после того как дала Джесс слово, что никуда не будет звонить.

– Привет, привет, привет! – Голос Джеймса прозвучал хрипло, в нем не было искренней радости, но он обернулся к девочке и кое-как скривил губы в улыбке. Джесс вприпрыжку влетела в прихожую, обвила его тонкими ручонками за талию и прижалась к нему щекой. Она состояла из одних только длинных волос, худеньких конечностей и грязного личика. Положив руки на ее теплую спину, Джеймс ощутил под ребрами слабые удары сердца.

– Где ты был? – снова спросила Джесс, отпуская его. Она прошла в гостиную и села в любимое кресло Мари. Джеймс с трудом поборол желание вытащить ее из кресла, прежде чем ее запах перекроет последние следы его жены, задержавшиеся в тканой обивке. И он подумал, что теперь это его кресло. И квартира эта теперь его квартира. И кухня тоже его.

И кровать. Эта кровать, эта кровать, о боже, кровать тоже его. Теперь она принадлежит ему одному.

– Где Мари? – спросила Джесс. Она пнула ногой ковер, и если бы Мари была здесь, она бы ее отчитала и сказала разуться.

– Разуйся, милая моя, – сказал Джеймс, слабым, хриплым голосом человека, чья душа состарилась раньше, чем тело. Он по-прежнему стоял в прихожей. Дверь в спальню была распахнута настежь.

Разувшись, Джесс аккуратно поставила туфли под кровать.

– Умница, – похвалил ее Джеймс. Ему казалось, что колени вот-вот подогнутся под ним. Он недоумевал, как ему удалось подняться в автобус и выйти из него, как он дошел до двери квартиры. Не в силах понять, как ему удалось оторвать руки от Мари; и вот теперь он поднял руки к лицу, стараясь уловить ее запах, исходящий от ладоней, от пальцев, но он почувствовал лишь запах чистящего средства из больницы с нотками выхлопных газов с улицы.