Светлый фон

Тинко рассердился, но злость его умерялась общественным положением товарища Рамзауера: он натянуто улыбался и только один раз дал волю возмущению, когда ему пришлось стряхивать брызги со своих собственных штанов. Он сунул ноги в соломенные туфли и бросился в погоню за детьми, ему удалось поймать мальчика. Тинко схватил его очень осторожно, чтобы не оставить синяков на нежной ручке ребенка, и погрозил ему пальцем:

— Что ты делаешь, мальчуган? Хе-хе-хе! Разве можно так брызгать на дядю Тинко?

За проволочной изгородью, прижавшись к ней носом. Робика наблюдал за развитием событий. О, как бы ему тоже хотелось облить из шланга Тинко, окатить его холодной водой! Как это было бы замечательно! Но почему только «было бы»? Ведь и у них в саду лежит такая же огромная резиновая змея! Конечно, у них тоже есть шланг. И их шланг такой длинный, что можно запустить струю до самого пряничного домика, где живет Хонтне. Они даже это и делают иногда, когда пожилая женщина, устав от таскания ведер, взмолится, чтобы они брызнули из шланга и на ее грядки с цветами.

Робика, не долго думая, открыл кран, и вода потекла в шланг, пробежала по его извивающемуся телу и мощной струей вырвалась наружу.

Робика умело направлял струю, поливая ею сначала траву, потом приподнял шланг и стал водить им так, чтобы вода падала вокруг Тинко. Швейцар удивился, выпустил из рук пойманного Дьюрику и медленно пошел к изгороди… Руки у Робики дрожали, дрожь передавалась и шлангу, но мальчик не выпускал его из рук, поливая траву в соседнем дворике, листву орехового дерева. Даже розам Хонтне достались высоко летевшие брызги воды. Еще шаг, еще и еще, и Тинко подошел вплотную к изгороди.

— А ну-ка, положи шланг! — закричал Тинко мальчику.

Робика хотя и испугался, но шланга не положил, только благоразумно и дипломатично направил струю воды в свой сад. Тинко нет никакого дела, что делает Робика в своем саду. Но оказалось, что Тинко и до этого есть дело.

— Положишь или нет, говорю я тебе? — По глазам Тинко было видно, что он очень сердит.

Дети Рамзауеров тоже подошли к ореховому дереву, и Тинко, желая смягчить преподанный им только что нагоняй, спросил у них:

— Хотите орехов, дети?

Он поднял с земли два ореха и положил девочке на ладонь, даже сам загнул ее тоненькие пальчики, чтобы орехи оказались у нее в кулаке.

Робика шепелявил, но переносил этот свой недостаток с большим достоинством и душевной уравновешенностью.

— Не давайте им наших орехов! — сказал он, старательно подбирая слова, в которых не было отвратительного для него звука «с».