— Вечер добрый, сеньор комиссар, — говорит тетушка Перехиль.

Тисон не отвечает. Повитуха приоткрывает дверь, показывая освещенное пространство — внутри горит свеча. Тисон следом за повитухой входит в узкий коридор с облупленными стенами. Пахнет сыростью и кошками. На улице зной, а здесь холодно. Как будто вошедшие перенеслись в другое время года.

— Кума говорит, что расстарается.

— Да уж надеюсь.

Старуха отдергивает занавеску. Открывается каморка, все стены которой затянуты хересскими одеялами, а на них висят образки, литографии святых, обеты из воска и жести. На резном буфете, неуместно изысканном здесь, устроен маленький алтарь — цветная олеография, вставленная в стеклянный футляр и освещенная плошкой. Середину занимает столик с жаровней, а на нем в латунном шандале горит свеча, и тени пляшут на лице женщины, что сидит в ожидании, положив руки на стол.

— Вот, сеньор комиссар… Это она и есть. Каракола.

Тисон не снимает шляпу. Без церемоний садится на свободный стул, ставит трость между колен и смотрит на женщину. Та, в свою очередь, обращает к нему неподвижный, безучастный взгляд. Возраст ее определить трудно: можно дать и сорок, и шестьдесят — волосы выкрашены в красновато-медный цвет, кожа на лице, в котором есть что-то цыганское, гладкая, без морщин. По локоть голые, пухлые руки унизаны золотыми браслетами. Не меньше дюжины, прикидывает комиссар. На груди — огромное распятие, медальон, скапулярий[600] с вышитым образом Пречистой Девы — какой именно, Тисону не разобрать.

— Я уже рассказала куме о том, что вас заботит, сеньор комиссар, — говорит тетушка Перехиль. — Оставляю вас наедине.

Тисон кивает и, не произнося ни слова, раскуривает сигару, меж тем как шаги повитухи смолкают в отдалении. Потом выпускает кольцо дыма и, покуда оно не рассеивается над пламенем свечки, сквозь него рассматривает женщину.

— Что скажешь?

Молчание. Тисон слышал, разумеется, о Караколе — его ремесло в том и состоит, чтобы все про всех слышать, — но до сегодняшнего дня не видел. Знает, что обосновалась в Кадисе лет шесть-семь назад, а до того торговала в Уэльве пончиками. По городу идет о ней слава блаженной и ясновидящей. Простонародье ломится к ней за советом и помощью. Тем она и кормится.

Женщина закрыла глаза и нараспев произносит что-то неразборчивое. Молится, что ли? Не успели начать…

— Он будет убивать еще, — после паузы говорит ясновидящая. — Он снова сделает это…

Странный какой голос, думает Тисон. Скрипучий и надтреснутый. Похож на стон больного животного.

— Откуда ты знаешь, что это он?