— Макс?
Сторонний наблюдатель восхитился бы его выдержкой — тот, кого окликнули, еще секунды две смотрит в газету и лишь потом поднимает глаза: растерянность на его лице сменяется удивлением, а та уступает место узнаванию. И наконец он снимает очки, промокает губы салфеткой и поднимается.
— Боже мой… Макс.
Глаза Мечи Инсунсы, как в былые дни, золотятся на утреннем свету. Недалекая уже старость поставила свои метки: испятнала кожу, прочертила ее множеством мелких морщинок вокруг глаз и в углах рта — удивленная улыбка сделала их сейчас еще заметней. Но со всем остальным беспощадный натиск времени не справился — ему не поддались ни плавная размеренность движений, ни стройность удлиненной шеи, ни руки, которые, впрочем, с возрастом стали тоньше, чем прежде.
— Боже мой… — повторяет она. — Столько лет…
Они берутся за руки, всматриваясь друг в друга. Макс, наклонив голову, подносит ее пальцы к губам.
— Двадцать девять, — уточняет он. — В последний раз мы виделись осенью тридцать пятого года.
— В Ницце…
— В Ницце.
Он церемонно пододвигает ей стул, и она садится. Макс подзывает официанта и, осведомившись у Мечи, чего она хочет, заказывает еще кофе. И все то время, что длятся эти протокольные прелиминарии, чувствует на себе неотступный золотистый взгляд. И голос у нее тоже остался прежним — таким, как запомнился.
— Ты изменился, Макс.
Привздернув брови, он придает лицу чуть небрежное выражение легкой меланхолической усталости, какое приличествует вошедшему в пору зрелости гражданину мира.
— Вот как? И сильно?
— Достаточно, чтобы я не сразу тебя узнала.
Слегка подавшись вперед, он спрашивает доверительно и учтиво:
— Когда же это было?
— Вчера, но все-таки не была уверена. Вернее, думала, что это невозможно. Отдаленное сходство… Но сегодня утром снова увидела тебя, входя. И довольно долго приглядывалась.
Макс внимательно, обстоятельно рассматривает ее лицо. Глаза и губы. Они не изменились, несмотря на отметины времени. Слегка потускнела слоновая кость зубов — разумеется, не без помощи многих и многих сигарет. Женщина достает из кармана пачку «Муратти» и держит ее в руке, не вскрывая.
— А ты вот — такая же.
— Глупости не говори.