– Пока не знаю… Зависит от нескольких факторов. Но для начала мог бы вложить тысяч двести-триста франков. Я молчал, потому что не знал, как подойти… Боюсь обидеть его.

Впервые за все время их танца она рассмеялась:

– Уверяю вас – если предложить человеку субсидировать его фильм, он не обидится.

– Вы сняли камень у меня с души.

Оркестрик смолк, и на эстраду вышла женщина. Танцевавшие остались на площадке в ожидании и предвкушении. Она была очень высока ростом, и казалось, от ее тела, затянутого в жемчужно-серое длинное платье с треугольным декольте, похожим на ножевой разрез, исходит какая-то завораживающая первобытная сила. В ушах блестели серебряные обручи серег. Было очевидно, что кровь, струящаяся под шелковистой темной кожей, ни единой каплей не принадлежит к белой расе. Курчавая голова, остриженная очень коротко, почти обритая, венчала длинную стройную шею, над чернейшими глазами изгибались тонкие дуги выщипанных бровей.

– Но ведь не только Лео, – после паузы произнесла Эдди.

Фалько прослушал, потому что засмотрелся на певицу, и Эдди это поняла. На эстраду вышел трубач – тоже чернокожий, в лиловом бархатном смокинге – и стал рядом. Он весь был – сплошные зубы, губы и глаза. Зализанные назад волосы с прямым пробором, тонкие, изящные, очень проворные руки. Прежде чем поднести мундштук к губам, он обменялся с певицей профессиональной улыбкой.

– Не только Лео, – повторила Эдди.

– Нет, конечно, – вновь включился Фалько. – Вы тоже вызываете у меня чрезвычайный интерес.

– Ложный вызов, – скаламбурила она. – Попала в Париж совсем юной. Потом вошла в мир высокой моды, потом появился мой друг Ман и все прочее. Поездила по свету, пожила, вот и все.

Негритянка под аккомпанемент трубача и джаза начала «Сент-Луисский блюз»[1082], отлично справляясь без микрофона. Я ненавижу закат, пела она. Я ненавижу смотреть, как садится солнце.

– А почему вы увлеклись этим жанром? – спросил Фалько.

Эдди пожала плечами – какая, мол, разница?

– Я, видите ли, не из тех, кого называют пуританами.

Она податливо вступила в кольцо его рук, и пара снова плавно заскользила в танце среди других пар.

– Вы никогда не будете спать со мной, Начо.

Фалько с большим хладнокровием заглянул ей в глаза, благо они придвинулись совсем близко:

– Да это и не входило в мои намерения.