— Она найдет их в капусте, — сказала Эмма.

— Спи, маленькая, — сказала фрау Рехберг, тяжело поворачиваясь грузным телом на ящике, и поправила одеяло в ногах Урзулы. — У тебя будет все хорошо. Спи. Разбудишь господина офицера.

Старая немка напоила его кофе из зеленой фарфоровой кружки. Старая немка укрыла его одеялом. У нее были добрые глаза матери, у этой фрау Рехберг.

Германия не умрет. Германия не должна умереть. Пять мальчиков и пять девочек найдет Ули в капусте…

Я люблю ту, будущую Германию… Я люблю ее, потому что люблю Карла Циммермана, и Маргот Циммерман, и эту старую фрау Рехберг, которая хочет, чтобы у ее сына была хорошая жена, и маленькую Ульхен люблю, и того старика в брезентовом плаще, у которого жену звали Матильда…

Я мог бы жить на улице, на той улице, где впервые увидел Эми… Нет, я не люблю Эми Циммерман… Карл бросил сигарету в окно. Мы стояли с ним у открытого окна в кабинете. Я все еще боялся этого высокого человека с красивым, таким надменным лицом, ведь я увидел Карла только сорок минут назад, когда приехал с Силезского вокзала… «У тебя гениальная легенда, Володя, — проговорил он медленно и усмехнулся. — Во всяком случае, Эми не будет сомневаться в том, что это именно ты пятнадцать лет назад ходил к ней в гости… Когда я сказал Эми, что фронт перешел ее старинный приятель Вовочка Коробов… Мне пришлось рассказать трогательную историю маленьких Эми Циммерман и русского Вовочки кое-кому из лиц, приближенных к Геббельсу… Мда… Дело-то в том, Володя, что сейчас — сорок третий год, а не сорок первый… В сорок первом тебя бы просто швырнули в лагерь для пленных или пристрелили… А сейчас советский офицер, добровольно перешедший на сторону Германии… Ну, ты и сам понимаешь… На этом мы и решили сыграть… Постараюсь добиться, чтобы оставить тебя офицером для поручений… Пожалуй, никто не будет считать странной такую просьбу, а?.. Друг детства милой дочери… Думаю, все уладится, Володя… Да, все будет хорошо… А ты… похож на Павла Васильевича… — Карл помолчал, потом сказал: — Эми абсолютно не в курсе, друг мой Владимир…»

Абсолютно не в курсе… Карл, наверное, нарочно сказал о страшном эти холодные, мертвые слова. Ведь он говорил о дочери, об Эми, маленькой Эми, которая когда-то давно, очень давно шла за мной по тротуару в Коврове, ступая красными пыльными туфельками. «Да, я живая», — сказала тогда мне Эми…

Она умерла для меня. Я стоял у машины, открыв заднюю дверцу, и ждал, когда ко мне подойдет высокая немка в сером платье… У нее были длинные волосы, очень светлые волосы, она была бы самой красивой девушкой на свете, если бы…