— От иванов не убежать, — сказал Вернер. — Надо возвращаться. Пусть, кто хочет, пробует убежать от иванов, а мне надоело, я сыт по верхнюю пуговицу всем этим свинством!
— Не кричи, Вернер, — сказала Эми.
— Как хочешь, мама. А мы с Эми вернемся.
— Тебя… тебя убьют, сынок… Господи!
— Плевать иванам на такого колченогого вояку, как я. Калек им в Сибири не надо, у них в лагерях полно толстомордых эсэсманов…
— Замолчи, Вернер, — сказала мать.
— Иваны придут в Берлин, придут. Мы в Москву не пришли, а они в Берлин придут. Я никогда не был трусом, но бить лбом в броню танка — занятие не для меня, нет! А, к черту все!
Коробов открыл глаза, и ему пришлось прищуриться: в небе полыхало солнце…
Струйка дыма от костра тянулась в пролом крыши.
Фрау Рехберг оглянулась.
— Спал как в раю, — негромко сказал Коробов, откинул одеяло, сел.
— Вот и лучше вам, господин офицер, — сказала старуха. — Слава богу, русские летчики, наверное, пьют чай уже третий час… А ваша малышка убежала за водой для кофе. Славный ребенок, так заботилась о вас, все укутывала одеялом, очень милая девочка… Сейчас будете пить с нами кофе, господин обер-лейтенант. Вам непременно надо пить кофе — и сразу выздоровеете, кофе очень полезно; когда мой покойный Рудольф… он был старшиной плотников, да, так он всегда любил кофе, мы любили бразильский кофе, и мой муж всегда…
— Мама, ты совсем заговорила господина обер-лейтенанта, — сказала Эмма.
— Ну… ну, мне, старухе…
Коробов улыбнулся. Понимал: боится старая фрау Рехберг, что он слышал ее разговор с сыном…
— Напротив, напротив, фроляйн Эмма, я давно не имел удовольствия слышать добрый немецкий разговор о кофе, да еще с таким тонким знатоком, как фрау Рехберг…
Полное лицо старухи покраснело.
— Вы очень добры, господин обер-лейтенант, — сказала она, посмотрела на Эмму. — Дочка, нам сейчас нельзя опозориться…
Коробов подмигнул хмурому Вернеру, сказал по-приятельски:
— Надеюсь, храбрый артиллерист, вы не откажетесь быть членом нашей авторитетной солдатской комиссии по оценке благородных трудов уважаемых дам, а?..