Зелёный почтовый экипаж катился через Кент почти без разговоров. Даже после Шолье Джека не оставлял страх перед судебными приставами. Его возвращение в Даунс без корабля, но с двумя призами наделало много шуму — пусть приятного, но всё же шуму — и до сегодняшнего утра он ещё не ступал на берег, отклонив все приглашения, даже от самого лорда Уордена. Дела его немного поправились: «Фанчулла» могла принести ему около тысячи фунтов и транспорт — сотню или две; но заплатит ли Адмиралтейство подушные призовые согласно списку экипажа «Фанчуллы», раз большинство её людей ускользнуло на берег? И примут ли его счёт на пушечные призовые за потопленные транспорты? Его новый призовой агент покачал головой, сказав, что не может обещать ничего, кроме отсрочки, но всё же выдал авансом недурную сумму, которая теперь в виде банкнот Английского банка приятно похрустывала у Джека в кармане. Тем не менее до полного расчёта с кредиторами было ещё далеко, и, проезжая Кентербери, Рочестер и Дартфорд, он всякий раз забивался поглубже в свой угол. Заверения Стивена его не успокоили: он-то знал, что он — Джек Обри, и казалось несомненным, что и другие будут видеть в нём именно Джека Обри, задолжавшего Гроубиану, Слендриану и Компании 11012 фунтов стерлингов 6 шиллингов и 8 пенсов. Ему казалось более вероятным, что данные заинтересованные лица обязательно должны были узнать, что его вызовут в Адмиралтейство, и предпринять соответствующие шаги. Он не выходил, когда меняли лошадей, провёл большую часть пути, сидя подальше от окна и клюя носом — все эти дни он постоянно чувствовал усталость — и спал, когда Киллик разбудил его почтительным, но твёрдым «Пора принять пилюлю, сэр».

Джек уставился на неё: возможно, это было самое тошнотворное лекарство из когда-либо сотворённых Стивеном — настолько, что даже здоровье не было достаточным вознаграждением за его приём.

— Я не могу проглотить это не запивая, — сказал он.

— Стоять, — крикнул Киллик, наполовину высовываясь из окна. — Эй, почтарь. Греби к ближайшему кабаку, слышишь меня? Минутку, сэр, — сказал он, когда экипаж остановился. — Я только гляну, чист ли берег.

Киллик провел на берегу малую часть своей жизни, и большую часть этой малости — в прибрежной деревушке среди эссекской грязи; но он был смекалист и знал немало об обитателях суши, из которых большинство были вербовочными агентами, карманниками, шлюхами или чиновниками Управления по больным и увечным, так что видел сыщика за милю. Он видел их повсюду. Он был наихудшим спутником для слабого, усталого, обеспокоенного должника, но при том был железно уверен, что уж он-то — то что надо, продувная бестия, а не простачок какой-нибудь. С помощью какой-то военной хитрости он раздобыл пасторскую шляпу, и она в сочетании с его серьгами, косицей длиной в ярд, зеленовато-синей курткой с латунными пуговицами, белыми панталонами и башмаками с серебряными пряжками имела такой успех, что несколько посетителей вышли вслед за ним — поглазеть, в то время как он просунул голову в экипаж и сказал Джеку: