Светлый фон

Петька бросился к двери.

Леонид Семенович не открывал. Петька минут пятнадцать колотил в дверь. Наконец понял, что ему не откроют, и вернулся домой.

Машенька спала. Щеки порозовели, и дышала она ровнее, глубже, чем обычно. Петька накрыл ее шубой, подошел к кровати. Мать лежала с открытыми глазами, ресницы чуть подрагивали.

— Где он?

— Не открывает, наверное, ушел.

— Сходи, — голос был еле слышен, отдельные слова не доходили до Петьки, — люди… к ним… — мать прервалась на полуслове.

Петька немного постоял у кровати и отошел. Потом он отрезал себе тонюсенькую, почти прозрачную на свет дольку колбасы, долго держал ее во рту, борясь с острым желанием проглотить сразу же, не разжевывая.

То, что осталось от кружочка, спрятал так, чтобы не смогла найти Машенька. После этого Петька присел у печки с ножом в руках: нужно было одолеть неподатливую фанеру, развести огонь…

 

Петр Иванович так и не сомкнул глаз в эту ночь. Но он не чувствовал усталости. Хотелось выбраться из машины, размять ноги и затекшую спину.

Воспоминания не омрачили его. «После учений надо бы съездить в Москву, проведать Машу», — подумалось ему. У Марии Ивановны давно была своя семья: муж, трое детей. И она ничего не помнила — восприятие мира, оставляющее следы в памяти, пришло к ней лишь год спустя, в детском доме. А Петр Иванович никогда не рассказывал ей о событиях той страшной далекой зимы.

Их нашли на одиннадцатый день после смерти матери. Леонид Семенович умер днем раньше. Когда пришли незнакомые люди, в кармане Петькиного пальтишка оставались еще два кусочка колбасы. Он их берег, хотя Машенька плакала уже постоянно и беззвучно, почти как мать в свои последние дни. Выходить Петька боялся. Боялся не за себя, он не мог оставить сестренку одну. Брать с собой? Вряд ли б она вынесла, силенок ее еле-еле хватало для того, чтобы добираться от двери к печке.

На стук Петька откликнулся не сразу. Он был занят делом: кромсал дверь в комнату — щепку за щепкой, расцарапав и ободрав до крови руки, не чувствуя боли. Без тепла они бы не выдержали и дня, он знал это точно. И отчаянным усилием превозмогал слабость, желание лечь и не вставать больше, уснуть. Но он не давал себе спать днем. Неделю назад он обошел все квартиры в подъезде, стучался в двери — никто не открывал. Дом опустел. И поэтому он сначала не поверил в стук за дверью. Такое уже случалось с ним не раз за последние дни — слышались шорохи, голоса, звуки. Петька ничего не знал о слуховых галлюцинациях.

Спустя некоторое время, так и не выпуская из руки ножа, он подошел к двери, открыл ее. На пороге стояли трое мужчин в шинелях и в шапках с опущенными ушами.