В чемодане лежали скомканные газеты. «Будет чем печку разжечь», — машинально отметил Петька. Он сунул руку и нащупал под мятой бумагой что-то твердое.
— Что это? — Машенька смотрела то на незнакомый предмет, то на брата.
— Колбаса, — ответил тот, сам не веря своим глазам.
Вкус колбасы Петька уже давно забыл. Но сейчас в его руке была именно она, полкружочка сухой, жесткой, копченой колбасы, перетянутой с одной стороны желтенькой жилкой, с другой просто-напросто обломленной — наверное, у отца не было ножа под рукой.
— А зачем она? — в сестренкином голосе звучала нотка уважения к своему такому большому, почти взрослому брату.
— Узнаешь, — сказал Петька, — потом. Ты хлеб из-под подушки не брала?
Машенька сразу насупилась и заплакала.
— Она сама мне дала, — пропищала тоненько, сквозь всхлипы.
В комнату Петька вошел, волоча за собой в одной руке чемодан, другой прижимая к груди находку. Машенька шла за ним, шмыгая носом и растирая слезы по щекам.
Мать лежала в том же положении, что и час назад. Глаза ее были открыты.
— Откуда? — еле слышно спросила она. Петька молча указал глазами на чемодан.
— Отец… Ваня… — тело матери затряслось — она беззвучно, без слез рыдала.
Петька подтащил чемодан к печке. Взял с пола нож с железной ручкой и, положив на крышку чемодана колбасу, отрезал от нее кусок толщиной со свой палец. Потом он подошел к матери и протянул ей. Мать отвернулась. Петька зашел с другой стороны и попытался было сунуть ломтик колбасы прямо ей в рот. Но она плотно сжала губы. А Маша, не понимая, что происходит, продолжала плакать.
— Сам, съешь сам, — наконец произнесла мать, она задыхалась, и голос ее звучал прерывисто, — Машеньке отрежь.
Петька не отступал.
— Слушай меня внимательно, сынок, теперь ты… ты отвечаешь за себя и за Машеньку, понял? — она надолго смолкла. — Когда меня…
Петька кивнул. Теперь и по его щекам текли слезы. Но он не замечал их.
— Растопи печь. На вот… — мать вытащила из-под одеяла и протянула Петьке спичечный коробок, — теперь тебе самому придется.
Петька взял спички, пошел было к «буржуйке».
— Стой, — мать попыталась приподняться, но не смогла, — стой. Сходи сначала к Леониду Семенычу, позови его сюда. Скорее только, скорей.