Участковый и впрямь начал оправдываться. Я не слушал их разговор. Прошлую ночь дежурил, утро тоже прошло суматошно, так что в любую удобную минуту задремывал.
— Ладно, поезжайте и привезите печать, если она там есть, — сказал Григорьев. — Обязательно вместе с этим шорником-сбруйником.
Сараи стояли на задворках, незаметно пройти к ним было не трудно. Гаврилинский среди других дровяников найти оказалось проще простого: двери пронумерованы мелом поквартирно. На двери висел тяжелый амбарный замок, но висел для блезиру: он легко вынимался с пробоем. Это меня обескуражило. Как же, дурак Гаврилин: если в анонимке хоть слово правды есть — бросит он печать в незамкнутом сарае. А верстак обнадежил. Не в каждом дровянике есть верстаки, если уж анонимщик знал, что в этом есть, то и остальное сойдется.
Печать точно была. Только оказалась она не над верстаком, а под ним, в ящике со ржавыми гвоздями и шарнирами. Я повертел ее, подышал на нее, достал пачку папирос, придавил. Оттиск вышел слабый, бледный, но все равно видно: она, загсовская печать.
Опять бросил печать в ящик, закрыл ржавой мелочью, как было, и вышел.
Теперь, если бы Гаврилин был дома, нужно задержать его, а печать изъять. Но он не появлялся со вчерашнего дня и не ночевал дома. Об этом, пока я находился в сарае, узнал Коля Фадеев от соседки, тещи бухгалтера, сидевшей у ворот на лавочке.
Теща в охотку поболтала о соседе. Ни в каком «Голосе Севера» он с полгода уже не работал, полуслепым прикидывается. Такие по ночам спят, а этот, как кот, бродит. Ясно, где бродит, если при деньгах и карточках всегда.
«Раз сижу ночью на сундуке в коридоре, — передавал Фадеев рассказ старухи, — у него дверь открывается, шаги его слышатся. Тьма кругом, я не шелохнулась, а он говорит: «Ты чего, старая, не дрыхнешь?»
Заподозрить в наговоре старуху трудно, она говорила со случайно подсевшим человеком.
Участковый, пока Фадеев пересказывал это, краснел. И было отчего. Должен был знать обо всех неблагополучных на участке, а не знал.
Я оставил сотрудника (того, который упустил на базаре продавца серого пиджака) понаблюдать, может, кто придет за печатью, а сам вместе с Фадеевым и участковым вернулся в райотдел.
Григорьев был доволен. Однако не захотел ждать, пока Гаврилин объявится у себя дома.
— Поезжайте-ка к этой Хлыстовой, — распорядился он. — Шорник наверняка там.
Я взмолился.
— Может, без меня? На ходу ведь засыпаю, вторые сутки на ногах.
Я ни на что не надеялся, довести до конца дело должен был я, но Григорьев бегло взглянул на меня и, к моему удивлению, вызвал Резниченко, тоже оперуполномоченного, тот только что вернулся из пригорода с задания.