Питер Марлоу неохотно шел следом, а Кинг рассеянно сопровождал их. Мысли его были сосредоточены на том, как, где и когда устроить побег.

Они остановились в маленьком коридоре. Испытывая неловкость, Питер Марлоу стукнул в дверь:

– Это я, Питер. Можно мне войти?

Скорчившись у гримерного столика, Шон услышал его сквозь обволакивающий туман страха.

– Это я, Питер. Можно мне войти?

Шон встал, мешая на лице слезы с краской, и открыл ему. Питер Марлоу нерешительно вошел в уборную. Шон захлопнул за ним дверь.

– Питер, я не могу выйти на сцену. С меня хватит. Я дошел до последней черты, – беспомощно сказал Шон. – Я не могу больше притворяться, не могу. Я пропал, пропал, Господи, помоги мне! – Он спрятал лицо в ладонях. – Что мне делать? Я не могу больше выносить этого. Я ничтожество. Ничтожество!

– Все хорошо, Шон, старина, – произнес Питер Марлоу, жалея его. – Не стоит волноваться. Ты очень важная личность. По правде говоря, ты самая важная личность в лагере.

– Я хотел бы умереть.

– Это очень просто.

Шон повернулся:

– Посмотри на меня, ради бога! Кто я? Ради бога, скажи мне, кто я?

Сам того не желая, Питер Марлоу видел только девушку – девушку, мучительно страдающую. На девушке были белая юбка, туфли на высоком каблуке; ее длинные ноги были обтянуты шелковыми чулками, а под блузкой отчетливо выступала грудь.

– Ты женщина, Шон, – беспомощно признал Питер. – Бог знает как… или почему… но это так.

И тут же страх, отвращение к самому себе и мучительные страдания покинули Шона.

– Спасибо, Питер, – поблагодарил Шон. – Спасибо тебе от всего сердца.

В дверь осторожно постучали.

– Начинаем через две минуты! – беспокойно крикнул Фрэнк из-за двери. – Можно войти?

– Секундочку. – Шон прошел к туалетному столику, стер следы слез, поправил грим и посмотрел на себя в зеркало. – Входи, Фрэнк.

От вида Шона у Фрэнка, как обычно, перехватило дыхание.