Экипаж «Непоколебимого» с тревогой наблюдал за этим дерзким маневром, который удался благодаря чуду: казалось, смерть и правда отступала перед нашими бесстрашными Береговыми братьями.

Канаты были втугую натянуты на шпили в самое последнее мгновение – когда «Непоколебимый» находился на расстоянии не больше пистолетного выстрела от скал.

Буря свирепствовала всю ночь напролет и всю следующую ночь, но рвение флибустьеров за это время ничуть не ослабло; и на другое утро, когда ураган поунялся и на море стало тише, жители Пор-Марго, к вящей своей радости, увидели, что буря не погубила ни одного судна.

Господин де Ла Торре с дочерью в глубоком ужасе и неописуемом волнении следили за героической борьбой этих людей, которых все привыкли держать чуть ли не за разбойников, с не на шутку разбушевавшейся стихией.

Нет нужды снова и снова повторять слова благодарности, адресованные Береговым братьям и, в частности, Олоне, так что мы воздержимся от этого.

Между тем жестокий удар стихии, который случилось пережить его кораблю, заставил господина де Лартига призадуматься: он не собирался подвергать свое судно новому испытанию бурей, задерживаясь в Пор-Марго.

А поскольку официальное согласие, запрошенное господином д’Ожероном у губернатора Гаваны на доставку господина де Ла Торре с семьей в Веракрус, было получено еще несколько дней назад, командир «Непоколебимого» решил больше не тратить времени понапрасну и как можно скорее сниматься с якоря.

Такое решение, объявленное господином де Лартигом за столом у господина д’Ожерона в присутствии многих флибустьеров, приглашенных губернатором, вызвало сильное оживление среди гостей – волнительное чувство, которое острее других переживали двое: Олоне и мадемуазель де Ла Торре, чьи глаза вдруг наполнились горькой печалью; и за все время, что продолжался обед, они так и не осмелились обменяться меж собою ни словом.

Однако, вставая из-за стола и собираясь прощаться, Олоне, призвав на помощь всю свою храбрость, сделал над собою неимоверное усилие и подошел к герцогу, беседовавшему с господином д’Ожероном.

– Господин герцог, – обратился он к нему, учтиво поклонившись и дамам, – позвольте попрощаться с вами и вместе с тем искренне пожелать, чтобы ваши соотечественники приняли вас с таким же почтением, как мы. Вам уготовано почти царское положение. Но вы, господин герцог, верно, лучше моего знаете: нет ничего более постоянного, чем беда. И да хранит вас Бог от тех, кто все эти годы преследовал вас и так и не отказался от своих умыслов. Но, – прибавил он, бросив взгляд на донью Виоленту, не сводившую глаз с его бледного лица, – если, вопреки Божьей воле, ваши враги все же будут угрожать вам, я от имени моих товарищей заверяю вас: здесь, на скале, затерянной посреди Атлантики, есть сердца, что бьются в унисон с вашим. Вы гость Береговых братьев – помните об этом, да и мы этого не забудем. И в тот день, когда вам понадобится наша помощь, они все, как один, будут рядом с вами, чтобы вас защитить. Одно лишь ваше слово, зов или знак – и мы примчимся к вам, как стая орлов. И горе тому, кто встанет у нас на пути!