– Если мне верно доложили, кабальеро, – промолвил герцог, – у вас есть ко мне поручение от губернатора Веракруса?
– Да, монсеньор, – ответствовал капитан.
– Каково бы ни было это поручение, кабальеро, – продолжал герцог, – хочу предупредить вас заранее, что я готов действовать сообразно с ним. А стало быть, прошу вас соблаговолить разъяснить мне суть дела.
– Монсеньор, – с поклоном отвечал капитан, – положение, в котором я нахожусь, оказавшись лицом к лицу с вашей светлостью, довольно щекотливое. И я рассчитываю на ваше понимание, ибо только оно и позволит мне должным образом исполнить означенное поручение.
– Капитан, я всегда был верным слугой короля, моего повелителя, и всегда поступал согласно законам моей родины. А порой исполнять их было моим святым долгом. Так что я постараюсь, чтобы вы с честью вышли из вашего, как вы говорите, щекотливого положения и должным образом исполнили поручение, которое привело вас ко мне.
– Благодарю, монсеньор. И с вашего позволения перейду к сути дела.
– Я не только позволяю, капитан, но и прошу вас об этом.
Они стояли друг против друга, точно два дуэлянта на площадке, пытающихся нащупать слабое место противника, прежде чем сойтись в настоящем поединке. А их предварительный обмен избитыми любезностями был в некотором роде не чем иным, как подготовкой. И тот и другой держались настороже, но, невзирая на весь его артистизм и проницательность, капитану так и не удалось ничего прочесть на холодном, бесстрастном лице герцога. И офицер понял: каким бы искусным он ни был, перед ним достойный противник, который способен с легкостью раскусить любые его дипломатические хитрости и уловки. Поэтому он решил перейти прямо к делу.
– Монсеньор, – начал он, – вот уже несколько дней, я бы даже сказал, с тех пор, как вы прибыли в Веракрус, по городу ходят весьма прискорбные слухи, вызывающие досадное оживление…
Капитан замялся, будто ожидая, что дальше разговор продолжит герцог, но тот сидел не шелохнувшись, в позе очень внимательного слушателя.
Капитан нахмурился и после недолгого молчания продолжал, оттеняя каждое слово, будто для того, чтобы подчеркнуть его значение:
– Монсеньор, эти слухи, которые, вероятно, дошли и до вас, вселяют беспокойство в жизнь горожан.
– Должен заметить, сеньор, что, как человек посторонний и будучи в Веракрусе проездом, я веду жизнь затворника, лишенного каких бы то ни было связей, и потому не имею ни малейшего понятия, что это за слухи и какое они имеют значение. Кроме того, добавлю, мне не совсем ясно, какое, собственно, я могу иметь к ним отношение.