– Умоляю простить меня, монсеньор, но мне осталось сказать еще несколько слов вашей светлости.

– О! – удивился герцог.

– Да, монсеньор, – как ни в чем не бывало продолжал офицер. – С вашего позволения, я задержусь у вас еще на несколько минут.

– Сделайте одолжение, сеньор, – сухо промолвил герцог. – В конце концов, будет даже лучше, если мы объяснимся раз и навсегда. Итак, говорите, я слушаю.

– Монсеньор, мне хотелось бы обсудить с вами вопрос личного свойства, то есть весьма деликатный.

– Позвольте вам заметить, сеньор капитан, – с горькой усмешкой ответствовал герцог, – по-моему, у вас никак не ладится разговор, который возник между нами по воле случая, или же вы затягиваете его намеренно. Вы едва успеваете покончить с одним деликатным поручением, как вам тут же приходится браться за другое.

– Ваша правда, монсеньор. Но что вы хотите, в этом мире всем правит неизбежность. И сколь бы ни были суровы его законы, приходится склоняться перед ними и подчиняться им.

– Так, стало быть, вы говорите, что дело, которое вам угодно со мной обсудить, касается вас лично?

– Да, монсеньор, это… это… Господи, как вам сказать, это своего рода сделка… да, сделка, которую я хотел бы предложить вашей светлости.

– Сделка? Осторожней, сеньор, это слово серьезное. Сделка нередко подразумевает измену и порочит как того, кто ее предлагает, так и того, кто ее принимает.

– Не беспокойтесь, монсеньор, вам не стоит опасаться никакой измены! Я вам ни друг и ни враг. Впрочем, только от вас зависит, кем я все же стану для вас, когда выйду из этой комнаты.

– Я не понимаю вас, капитан.

– Сейчас объясню, монсеньор. Хотя мы с вами никогда прежде не встречались и не имели никакого прямого отношения друг к другу, тем не менее мы с вами уже долгие годы связаны пусть и незримо, зато крепко.

– Определенно, сеньор, вы решили говорить одними загадками!

– Ничуть. Напротив, мне хочется быть с вами откровенным, монсеньор, тем более что вы должны хорошо меня понять.

Тут отворилась дверь и слуга доложил:

– Госпожа герцогиня!

Капитан вздрогнул и живо наклонился к герцогу.