– Монсеньор, ответить на вопрос, который вы задали, оказав тем самым мне честь, не составляет для меня никакого труда, тем паче что эти слухи возникли как раз в связи с прибытием вашей светлости в Веракрус. И если я все никак не решался передать их вам, монсеньор, то лишь потому, что они настолько неприятны, что я не нахожу слов, чтобы смягчить заключенную в них крамолу, которая может показаться вашей светлости оскорбительной.

– Довольно, сеньор! – отрезал герцог. – Вы сказали слишком много или слишком мало. Должен заметить, что ваша затянувшаяся нерешительность уже сама по себе кажется мне оскорбительной.

– У меня и в мыслях не было ничего подобного, монсеньор. Прошу извинить меня, если я невольно употребил выражение, показавшееся вам оскорбительным.

– Сейчас, сударь, оскорбить меня может только одно – ваша неуверенность, равнозначная нежеланию сообщить мне, о чем речь. Итак, я просил бы вас перейти наконец к сути дела.

– Будь по-вашему, монсеньор. Говорят, будто ваша светлость, пренебрегая высоким положением, до которого вас возвысил его величество король, заключили с ладронами на острове Санто-Доминго наступательно-оборонительный союз, с тем чтобы, заручившись их поддержкой, свергнуть испанское правление в Вест-Индии и провозгласить королем себя, объявив о своей независимости от испанской короны.

– Это все? – презрительно пожав плечами, вопросил герцог.

– Нет, монсеньор. Есть еще кое-что. Говорят, будто сейчас ладроны вовсю готовятся к высадке в Веракрусе, где по предварительному сговору с вами они должны встретиться с вашей светлостью.

– А больше ничего не говорят?

– Ничего, монсеньор. И теперь я жду вашего ответа, если вы соблаговолите его мне дать.

– Сеньор капитан, – ответствовал герцог с холодным пренебрежением, – на подобное обвинение нет надобности отвечать: оно абсурдно и лишено здравого смысла. Отвечать на него – значит оправдываться, признав себя виновным, чего я не допускаю и не допущу никогда. Поскольку я принадлежу к одному из самых знатных и древних родов испанской монархии и поскольку я испанский гранд первого разряда – caballero cubierto[87], а также рыцарь ордена Золотого руна, с моей стороны было бы высшей неблагодарностью и, скажем прямо, несусветной глупостью потакать безрассудным домыслам моих недоброжелателей! Полноте, это невозможно, и я даже представить себе не могу, что вы говорили серьезно.

– Монсеньор, я искренне сожалею, что ваша светлость встали на путь, который может оказаться для вас в высшей степени предосудительным. Все эти слухи имеют далеко не самое последнее значение. Кроме того, они основаны на доказательствах.