Предельная ясность сознания, вызванная избытком адреналина в крови, позволила ему увидеть собственную наготу – препятствие к бегству по лестнице у всех на глазах; затем он обратил внимание на стремительное угрожающее приближение мистера Раутенбаха и наконец на тот факт, что на мистере Раутенбахе форма и знаки различия полковника. Последнее обстоятельство подействовало на него особенно сильно, потому что, несмотря на молодость, он происходил из древнего уважаемого рода с внушительными военными заслугами в прошлом и понимал законы своего общества; одним из главнейших этих законов было не спать с женами старших по званию.

– Сэр, – начал он и с достоинством выпрямился. – Думаю, я все могу объяснить.

– Ах ты педерастишко! – ответил Шон тоном, который свидетельствовал, что объяснения офицерика ни к чему не приведут. И кратчайшим путем, то есть через кровать, Шон двинулся на обидчика.

Канди, которая в первые несколько мгновений была слишком занята тем, что натягивала на себя простыни, и не могла активно участвовать в происходящем, теперь закричала и потянула на себя шелковое покрывало, так что Шон, пытаясь переступить через него, зацепился за него шпорами. Шон упал с грохотом, разнесшимся по всему зданию и испугавшим гостей внизу, в вестибюле, и несколько мгновений ошеломленно лежал; ноги его были на кровати, а голова и плечи на полу.

– Вон! – закричала Канди офицерику, когда Шон начал угрожающе приподниматься. Потом собрала все простыни, бросила их на Шона и принялась запутывать и душить его.

– Быстрей! Ради Бога, торопись! – кричала она своему дружку, который скакал на одной ноге, натягивая брюки. – Он разорвет тебя на кусочки!

И прыгнула на груду барахтающихся, бранящихся простыней и покрывал.

– Не трать время на сапоги!

Офицерик сунул обувь под мышку, бросил китель через плечо и нахлобучил каску на голову.

– Спасибо, мэм, – сказал он и галантно добавил: – Искренне сожалею о доставленном беспокойстве. Прошу передать вашему супругу мои извинения.

– Да уйди же ты, дурак, – взмолилась Канди, отчаянно вцепляясь в дергающегося Шона.

После того как офицерик исчез, Канди встала и стала ждать, пока Шон освободится.

– Где он? Я его убью! Прикончу этого ублюдка!

Шон выбрался из покрывал, отшвырнул их и дико осмотрелся. Но прежде всего увидел Канди, которая тряслась от хохота. У Канди было чему трястись, и все – белое, гладкое, округлое и даже во время слегка истерического смеха приятное для глаза.

– Зачем ты меня остановила? – спросил Шон, но его интерес к офицеру быстро угасал, сменившись вниманием к груди Канди.