– Ни за что на свете!

– Ну пускай, согласен, – проговорил Кожоль, вынужденный изменить слову, данному Лабраншу.

Шарль, в свою очередь, взглянул в глаза Кожолю и сказал с волнением, которое тщетно силился подавить:

– И, пока сокровище не найдено, вы беретесь защищать Пусету от всяких невзгод и молчать о моей тайне?

– Клянусь тебе. Не хочешь ли еще чего потребовать?

– Понятно, что вы ручаетесь также за своего друга: он не должен стеснять меня ни в чем, пока не истечет назначенный срок?

– Да… но впредь – без твоих комедий… пожалуйста. Я надеюсь, что для обладания сокровищем тебе не понадобится снова поить его снотворным и укладывать в постель, пусть и с хорошенькой девушкой.

– О! – протянул Шарль, улыбаясь. – Получив свои миллионы, вы найдете, конечно, что никакого трюка здесь не было.

«Что он хочет сказать?» – подумал граф.

– Итак, я свободен? – спросил Точильщик.

– Как воздух.

Шарль направился к двери, но на полдороге он вернулся и, приблизившись к графу, сказал:

– Господин Кожоль, вы дали мне срок отыскать сокровище. Обещаете ли, что к исходу сего времени согласитесь возобновить торг Пусеты за миллионы Сюрко.

В этом вопросе Пьер почувствовал какую-то таинственную опасность, но не обратил на это внимания.

– Сударь мой, – сухо сказал он, – я смотрю на наш торг с так серьезно, что по истечении срока, не получив миллионов… я убиваю Пусету без зазрения совести!

От этой угрозы дрожь с головы до ног потрясла Точильщика, а в глазах его молнией сверкнула ненависть. Но он смолчал и, резко отвернувшись, пошел прочь.

Когда он взялся за ручку двери, Кожоль прибавил:

– Итак, Шарль, срок – три месяца… потом, когда обменяешь Пусету на миллионы, можешь найти хорошенький способ мщения нам – Ивону и мне.

При этих словах Точильщик обернулся и, пожимая плечами, возразил с мрачным смехом:

– Искать мщения… к чему? Я буду отмщен в тот день, когда выдам вам сокровище… потому что вы сделали прегадкий торг, граф, потом вы это поймете.