Зигмунд Фрейд был практически уничтожен Парижем, но он нашел с ним общий язык, полностью погрузившись в город, зарисовывая его и описывая его топографию в подробных письмах невесте. После нескольких месяцев он начал любить Париж, и эта любовь стала результатом интимного знакомства. История и литература фланерства, психогеография, глубинная топография – назовите это так, как хотите, – учит нас многому насчет того, как наслаждаться городской жизнью, и многому относительно городского туризма. Большие здания и монументы создают иллюзию, что город статичен и живет вне времени. Но лучше всего смотреть на города в движении, в повседневной жизни их обитателей, в сухожилиях и соединительной ткани, которые держат организм. Прогулки делают город годным для обитания и, что еще важнее, способным приносить удовольствие. Это способ выживать в большом городе, постоянный вы его обитатель или только визитер.

11 Небоскребные души Нью-Йорк, 1899–1939 годы

11

Небоскребные души

Нью-Йорк, 1899–1939 годы

Звучит кларнет, и мы видим неровный силуэт Манхэттена на горизонте; следом появляется набор канонических образов, сделанных в контрастном черно-белом: мост Куинсборо, Бродвей, мерцающие неоновые вывески, забегаловки, пожарные лестницы, толпы… и небоскребы, небоскребы, небоскребы, доминирующие над горизонтом, – схваченная в мгновениях ночи и дня сверкающая фантастическая земля миллионов электрических лампочек. «Глава первая. Он восхищался Нью-Йорком, – начинает голос за кадром. – Он поклонялся ему сверх всякой меры. Уф, нет, лучше так: он… он… романтизировал его сверх всякой меры. Для него… не имело значения время года, это всегда был город, существующий в черном и белом и пульсирующий в такт великим произведениям Джорджа Гершвина».

Так начинается фильм Вуди Аллена «Манхэттен» (1970): Айзек, его герой, вслух произносит разные варианты первых слов своего романа о Нью-Йорке, а мы в это время видим город во всей грандиозной славе и неоновом свете под воодушевляющий саундтрек «Рапсодии в голубых тонах» Гершвина. Бетонное «обнажение горной породы» Манхэттена столь же твердо и неприступно, сколь и обворожительно. Это крепость, которую необходимо штурмовать. Айзек беспокоится, что первое предложение у него выходит слишком банальным. Можно ли этот город когда-либо в достаточной степени романтизировать, или это «метафора упадка современной культуры»? Это эфирный град мечты или обиталище мусора и банд? Это убежище высокой культуры или логово «красивых женщин и пронырливых типов, которые знают тут все уголки»? В конце концов Айзек останавливается на идее, что его персонаж отражает город, окруженный зубчатыми стенами, он восхищается этим городом, и город придает ему форму: крутой и одновременной романтичный.