Прогулка Зорбо охватывает район не более полутра миль в длину и милю в ширину[345]. Но внутри этого ареала существовали не только дюжины микрообщин, члены которых представляли весь мир, но и показывали крайности благосостояния и бедности – целая экосистема, за которой можно наблюдать: зона, пусть даже не очень старая, но уже насыщенная историей. Это был мир неупорядоченной сложности, заставлявший вас переосмыслить свое чувство пространства:
«Когда идешь от гостиницы “Дрейк” и автострады Лейк-Шор-Драйв на запад, вдоль Оак-стрит, через мир многоквартирных домов, в трущобы, на улицы Итальянской колонии, то возникает ощущение расстояния… Расстояния не географического, а социального. Существуют расстояния языка и привычек. Существуют расстояния, представленные в благосостоянии… Существуют дистанции горизонта – Золотой берег живет по всему миру, в то время как Маленький ад только-только поднимается из старых сицилийских деревушек… Это один мир, что вращается вокруг Лейк-Шор-Драйв, с особняками, клубами, лодками, привилегиями и обществами. И это другой мир, что вращается вокруг клуба “Дилл-Пикль”, импровизированных трибун площади Вашингтона или мастерской Романо цирюльника. И каждый маленький мир погружен в свои дела».
Каждая застроенная окружающая среда, даже сравнительно молодая, порождает истории по мере того, как вы счищаете слои и открываете богатые залежи мифов, фольклора, памяти, топографии. Когда Генри Джеймс приехал в Лондон в 1870-х, на тот момент самый большой и могущественный город в истории, он обнаружил, что «это вовсе не приятное местечко»; мегаполис был столь велик и бесформен, что Джеймс ощутил себя «безличной черной дырой в громадной общей черноте». Но он нашел лекарство: «Я приучил себя подолгу гулять под дождем. Я стал собственником Лондона»[346].
Джеймс помогает нам нащупать важную идею: свобода и удовольствие странствовать по городу позволяют нам тесно с ним познакомиться. Сегодня есть города, ходить по которым слишком опасно из-за царящей там враждебности. Немногие станут бродить для развлечения по Лагосу, Каракасу или Лос-Анджелесу. И всегда были группы, которые не имели возможности гулять. Те, кто создавал город силой воображения, обдумывал опыт знакомства с улицами и выражал его в романах, картинах, фотографиях или нон-фикшн, были в основном мужчины, и мужчины среднего или высшего класса. Бодлер писал, что ходить по метрополису столь же опасно, как исследовать джунгли или прерию: вступление в право собственности на город, выраженное через погружение в его социальные слои и разные географии, было актом мужества. До ХХ века в западных городах женщины, прогуливающиеся в одиночестве, рассматривались как добровольные или нет жертвы сексуальных домогательств: гуляющие, они буквально воспринимались как