Мировой центр притяжения переместился в США, Нью-Йорк занял место Лондона не только как крупнейший город, но и как финансовая, коммерческая и культурная столица земного шара. Точно так же, как изобилие небоскребов в Шанхае увенчало стремительную урбанизацию Китая в начале XXI века, во время которой сотни миллионов перебрались из сельской бедности в города, воспаривший над Америкой образ Готэма отметил ее становление в качестве урбанистического общества: к 1920-му более 50 % жителей Штатов обитали в городах, и такое случилось впервые. К концу десятилетия в Нью-Йорке имелось 2479 высотных зданий, это на две тысячи больше, чем у ближайшего конкурента в этой гонке по вертикали, Чикаго.

Тот облик, который принял Готэм, во многом определялся ограничениями, наложенными Законом о зонировании 1916 года, вынудившими архитекторов искать творческие способы сохранения света и воздуха на уличном уровне. Как сказал один из строителей высоток, зонирование дало «архитектурному дизайну высотных зданий самый большой импульс, что когда-либо знала эта сфера», а результатом этого импульса стал «новый, красивый пирамидальный облик города». Небоскребы 1920-х – такие, о которых мечтал Джон Брин в «Ист-Сайд, Вест-Сайд», – уходили от улицы серией ступеней, напоминая могучие горы, замки с бойницами наверху или месопотамские зиккураты (Эмпайр-Стейт-Билдинг, например, начинает сужаться уже через пять этажей). После десятилетия американских триумфов подобный стиль вполне справедливо начали считать уникальным американским; он был «рожден из нового духа, который не греческий, не римский, не классический или ренессансный, но определенно сегодняшний». Некоторые именовали небоскребы «неоамериканскими», прослеживая их истоки до пирамид Мезоамерики и маркируя тем самым отход от рабского подражания Старому Свету[367].

Камера делала из Нью-Йорка футуристический город, место желания и романтической любви, и она же показывала миру, как должен выглядеть мир метрополиса. «Когда нам было по двадцать, – вспоминал Жан-Поль Сартр в конце 1920-х, – мы слышали о небоскребах. Мы с изумлением обнаруживали их в кинофильмах. Они были архитектурой будущего точно так же, как кино было искусством будущего». Манхэттенские башни были не просто зданиями, архитектор и поклонник небоскребов Хью Феррис писал в 1922-м, что «мы созерцаем не новую архитектуру города, мы созерцаем новую архитектуру цивилизации»[368].

Успех новой волны небоскребов произвел редкостный эффект – оптимизм по поводу всего урбанистического. В книге «Метрополис завтрашнего дня» (1929) Феррис поместил собственные иллюстрации, изображающие города будущего, над которыми доминируют равномерно расставленные зиккураты в нью-йоркском стиле. Если высотки, созданные до 1916-го, угрожали хаосом, то их потомки 1920-х обещали порядок и красоту; строительные блоки нового вида метрополиса для насыщенного людьми ХХ века и ответ на проблемы человечества.