– Что? – засмеялась Зимнякова. – Что – обиделась? Обиделась? Ха-ха! Накричала на тебя? Брось! Брось, не стоит, подруга. Давай-давай, чего уж на дне оставлять. По последней.

Она разлила остатки коньяка по рюмкам. Подошла к подруге сзади. Обняла за плечи.

– Ну ладно, ладно, Зинк. Прости, если обидела. Но и ты… Чего при мне-то целкой прикидываешься? К чему эти разговоры про людей? За какое-такое мне, да и тебе тоже, любить их? Ну, ты понятно. Характер у тебя такой, ласковый… Стелешь, говорю, ласково. Умеешь. Ну а я-то? Я-то? Я, может, и умела бы, да охоту уметь отшибли. Начисто. Обрили под ноль. С моим бы характером в космосе болтаться. Чтобы кругом на миллионы километров ни одной живой души, ни одной людской морды. Так-то вот…

– А ты не понимаешь… – усмехнулась Докторова и как-то очень ласково посмотрела на подругу. – Не понимаешь…

– Чего это я не понимаю?

– Того не понимаешь, что нельзя тебе в космос. Тебе лю-ююю-ди нужны.Они тебе просто – во как! по подбородок необходимы. Ты без них… просто жить не сможешь.

– Что? Что? Что это ты? Мне – люди? Пс-с!

– Тебе – люди. Ты же только благодаря им и живешь. Гляди-ка, в космос ей хочется. Да запусти тебя туда одну, ты же за неделю самую себя скушаешь. Изнутри. В тебе же вагон желчи. И всю её ты на людей выливаешь. А не будь их? Да тебя ржавчина тут же разъест. Ты ж ненавистью – пе-ре-пол-нена. Ничего не забыла. Ничего не простила. Ничего не поняла. Но так же – нельзя, Рая!

Зимняковой вдруг стало зябко. Она обняла себя за плечи, поёжилась.

– Ладно, – тускло молвила она. – Посидели – и хорош. Пошли спать. Поздно…

Рубль 17

Рубль 17

Век XXI, десятые

Бунт »

– Дорогой ты мой Гойда! Рассказывай. Ну же, Егор Ростиславович, дорогой, прошу тебя, не тяни!!