Светлый фон

Я почему так сразу подробно за обстановку взялся. Потому что взглянул на Инева, и сразу – непроизвольно – отвёл глаза. Вот, есть выражение – лица на нём нет. Точно – так бывает. Теперь-то я знаю это наверняка. Вместо лица у Инева присутствовало… присутствовала сама печёнка. Такая… Жареная печень с глазами. Случившееся было – опять-таки точное русское выражение – налицо. Видно, такое случается, когда ей, несчастной печёнке, надоедает окончательно, как с ней обходятся. Когда допекут алкоголем и всякими прочими вредными излишествами. Нет, видно, не окончательно, раз сидит пациент, а не лежит. И здесь, а не в морге. А раз не в морге – значит, приговор не окончательный.

И вот это всё проносится в моём смущённном мозгу… мозге… мозгах, в общем, – в какие-то доли секунды. Потом я присаживаюсь, значит, аккуратно на свободную койку. Ставлю пакет у ног. И – вижу протянутую руку. Проход-то между койками не очень широк, можно и так, не вставая с койки, поздороваться. Поднимаю свою руку навстречу, осторожно сжимаю большую тёпло-влажную ладонь Инева и… Ц! вот с таким именно внутренним звуком – Ц! – чувствую, как

 

прямо в солнечное сплетение! вЦепляется мне! что-то острое!

прямо в солнечное сплетение! вЦепляется мне! что-то острое!

зазубренное! и боль берёт меня в какие-то! немыслимо корявые!

зазубренное! и боль берёт меня в какие-то! немыслимо корявые!

стальные! тиски! Точно впилась! крюками! абордажная кошка!

стальные! тиски! Точно впилась! крюками! абордажная кошка!

И – не могу выдохнуть… И – не могу вздохнуть!!

И – не могу выдохнуть… И – не могу вздохнуть!!

 

Спокойствие, говорю я себе. Только спокойствие. Не паникуй. Только – не паникуй. И – не дыши. Сколько сможешь. Ты всегда слыл хорошим ныряльщиком. Даже теперь, в возрасте, многих молодых в воде пересиживаешь. И переныриваешь. Ф-ф-ф-уй… гадство. Так и умереть можно. Не надо умирать. Теперь вот – надо вздохнуть. Раз выдохнул – значит, и наоборот сможешь. У-у-у-ф-ф… Вздохнул. А кошка продолжает торчать. Это что же – абордаж?!

Задышав – осторожно, сверхосторожно, сверх-сверх-осторожно, и всё ж таки – задышав, я медленно, медленно, медленно начинаю тащить свой взгляд вверх, туда, где должно быть лицо Инева. Точнее, больная израненная печень Инева, которая вышла ему лицом. И теперь – буквально налицо. Теперь-то я понимаю природу сего выражения, когда что-то – налицо.

– С тобой всё… в порядке? – спрашивает меня Инев незнакомым, осторожно-слабым голосом. Я же, каким-то внутренним, ранее мне неведомым слухом, расслышал ещё и слабое, металлически-отчётливое: «Есть контакт!»