– О, мой повелитель! – взмолилась Любава. – Есть пока есть, что есть… Ты в такие дебри языко… ведческие… языко… знатские забрёл! У меня рычаг за каретку зашёл!

– Нет-нет! – замахал я на неё руками. – Это ж интересно! «Иждивенец» не зря идентичен, равен то есть словосочетанию «и жди венец»! Ну, разве не слышишь? Смысл в том, что дочери и сыновья в старинном семейном укладе переставали быть иждивенцами только тогда, когда своими семьями обзаводились. Сыны – так те вообще обязаны были – по закону! – заработанные деньги главе семьи отдавать. Вплоть до женитьбы! Представляешь?

– Ну а старики? Или детки убогие? – ехидно осведомилась машинка. – Тоже – и жди венец?

– Конечно! Смертный венчик – полоска бумаги такая, на лоб покойнику кладётся. Не знала?

– ?!

– Вот тебе и – «?!» – засмеялся я счастливо. – Язык, Любава, это… это такое… такая многомерная система! такой мир, который открывать и открывать! И такое счастье… перебирать слова, как… драгоценные жемчужины. Не зря особенно удачные, яркие выражения называли в старину перлами… А перл – ранешнее название жемчуга. От французского перле

– Пе-е-рл… – протянула, точно пробуя на слух, Любава. – А перламутр?

– От немецкого перла муттер, то есть жемчужины мать. То, что рождает жемчуг. Перламутр – выделения моллюсков. И сответственно, жемчужина может родиться только в той раковине, хозяин которой способен выделять перламутр. Не всем дано, дорогая моя! Так и с языком… Пишут многие – перлы рождают единицы….

– Французское, немецкое – всё перемешалось… А русская перловка

– О! Моя любимая каша – перловая. Кстати, хороший вопрос, коллега. Никогда не задумывался, это… вроде о растении таком – перловом – никогда не слышал… То, что её назвали перловкой за исключительную полезность – да, знаю. А вот… Сейчас, в словарь сходим… «Перловник – травянистое растение семенных злаков». Неужели перловые зёрна – от перловника? Ан нет! Вот, «Перловая крупа – крупа из ячменя в виде ровных крупных зёрен». Из ячменя! Ну и ну. Ни в жисть бы не догадался.

– Тебе б в учёные нужно было идти, а не в журналисты. Сидел бы в кабинете, копался в словарях, перебирал слова, как раньше хозяйки крупу перебирали. Перловую.

– Возможно, возможно… Кстати, я и журналистом более всего любил как раз сидеть в кабинете и перебирать… нет, не слова – события! – и кроить из них свои первополосные колонки. Хотя и слова отбирал тоже… Ты помнишь – на 120 выданных в номер строк приходилось листов тридцать скомканной исчёрканной бумаги. Редакционный завхоз на меня часто телегу катил. Мол, не напасёшься на тебя, Гойда.