– О чём, моя дорогая?
– О нашей старой выдержанной книге, конечно, – оживилась Любава и тут же добавила дипломатично: – А уж там как получится… Правильно ли я тебя поняла, что ты со своим юным другом задумал написать какую-то новую повесть?
Я от души расхохотался.
– Твоё «а уж там как получится», я вижу, скорее относится к старой книге. Молодец, Любава, в нашем с тобой возрасте нельзя всё время шагать затылком вперёд. Быстро грянешься оземь. А там – не заметишь, как и в землю… грянешь. Жить надо, глядя вперёд. И идти – вперёд. А уж вбок посматривать, да назад поглядывать-оглядываться – это между делом.
– Ну а повесть, повесть-то – о чём? И на ком пахать-печатать будешь? Дениску запряжёшь? А может… может, всё-таки я сгожусь? – застрекотала, окрылённая надеждой, старая пишушая машинка, прямо как та застоявшаяся пони, что ушами начинает прядать и ногами перебирать, копытами постукивать при звуках расправляемой збруи.
– То, Любавушка, такая повесть, что… что ни на одну бумагу не ляжет. Только – на саму жизнь.
– Не понимаю, о чём ты?
– Не понимаешь? Да я и сам пока… – вздохнул я и вперил взгляд куда-то в пространство. – Обмысливаю пока, милая. В совершенно незнаёмом ключе собираюсь попробовать себя.
– Тэкс-тэкс-тэкс! А я-то встрепенулась… Думала… Ну, не век же мне иждивенцем сидеть!
– Все б такие иждивенцы были… Постой-погоди, слово-то какое интересное: